Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
На всякий случай Зиргус позвонил на квартиру Гунара, чтобы узнать, куда тот поехал. Но Гунар оказался дома.
«Нечего ломать голову... Это Ставинский, — решил Зиргус. — Что ему нужно? Попросит денег? Но я же ему сказал, что со старым давно покончил. Ну, мелочишку, так и быть, подброшу по старой дружбе. Сколько я его не видел? Наверное, лет пять... Да, около этого».
Зиргус вспомнил, как однажды летним вечером он возвращался домой. На лестничной площадке первого этажа ему преградил дорогу какой-то мужчина.
— Айнар? — услышал он радостно-возбужденный возглас.
— Да, Айнар, — озадаченно ответил Зиргус. — Что вам
— Не узнаешь? — незнакомец улыбнулся.
— Ставинский! — шепотом сказал Зиргус.
— Он самый. Как поживаешь? Как твое «веселибе» [1] ? Не ждал?
Зиргус пригласил Ставинского в квартиру.
— Пить будешь? Мускат «Красный камень»...
— Можно.
Зиргус достал из буфета вино и рюмки. Они выпили.
Ставинский сказал, что приехал просто так, чтобы убить остаток отпуска, а заодно взглянуть на старого друга, и, как бы между прочим, дал понять, что мог бы, как в старое доброе время, кое в чем ему помочь. Дескать, у него сын учится в институте, мечтает о мотоцикле... Есть возможность завести некоторые нужные знакомства...
1
Веселибе — здоровье (латышск.)
Ставинского радовало и воодушевляло то обстоятельство, что он встретил Зиргуса здоровым и невредимым. Следовательно, не так уж опасно его занятие.
Зиргус, вздыхая, молчал. Затем он встал и, поигрывая подтяжками, заходил по комнате.
— Веришь, Петр, — тихо начал он, — иногда на меня находит меланхолия, когда я вспоминаю то время. Скажи, на кой черт все это было нам нужно? Вот я суетился, грешил, а дамоклов меч-кладенец висел надо мной. Говорят вот: подвиг, геройский поступок... А в сущности, это вещи простые, — тут мгновенный результат: пан или пропал. А у меня не видно было конца риску. Деньги? Они не стоили затраченных сил и того страха, который я ощущал повседневно. Обеспеченная старость? Призрак. Ее у меня не было бы, я бы до нее не дожил. Что же тогда? Советская власть меня ничем не обидела, ничего не отобрала. Я ничего своего не защищал, потому что у меня ничего не было... Дед еще имел паршивую картонажную фабрику и магазин. Отец промотал все это и устроился на службу. Мне же была завещана только потомственная ненависть... Как в жизни все несуразно!
— Я тебя понимаю, Айнар, — сказал Ставинский, усмехнувшись. — Так рассуждают черти в аду, когда они, после истязания грешников, перекуривают и вытирают лапкой пот.
— Ты ошибаешься. У меня не перекур. Я вообще отошел от дел. Шефы обанкротились, а архивы, наверное, сгорели к чертовой бабушке, и обо мне все забыли. Представь себе, я рад этому.
Ставинский не хотел в это поверить. А Зиргус с начала войны ничего не слышал о Ставинском и искать его не собирался, так как он не был нужен.
Нелегко было уверить Ставинского в том, что он сейчас о прошлом боится даже вспоминать.
Чтобы покончить с этим неприятным разговором, он спросил:
— Заходил к Татьяне?
— Нет. И не зайду... Ставинского больше нет, — он сокрушенно покачал головой. — Жизнь — это мясорубка... Выпьем... Рига трогает сердце... Но все ушло...
Зиргус помнил, как на прощанье Ставинский предупредил его, что теперь живет в Харькове и что тому в немалой степени он обязан ему, своему первому наставнику. Сказал,
За это время такая необходимость не возникла, адрес затерялся.
...Зиргус подал в окошко телеграмму с вызовом и стал терпеливо ждать.
— Харьков, четвертая кабина! — объявила телефонистка.
— Я слушаю, — Зиргус прильнул к трубке.
— Это ты, Айнар? — прозвучал баритон Ставинского.
— Да, Айнар, — подтвердил Зиргус и плотнее прикрыл дверь.
— Это Петр. Здорово, друг. Немедленно вылетай в Харьков. Дело не терпит отлагательства.
— А что случилось? — насторожился Зиргус.
— По телефону не хочу. Поговорим на месте. Для тебя это весьма важно.
«Я так и знал... Он нащупал какую-то жилу и хочет меня заинтересовать», — уныло подумал Зиргус.
— Я же тебе говорил, что покупателя на наш товар больше нет. Нет — и всё.
— Да я не об этом! — перебил его Ставинский. — Банк может предъявить к оплате старый счет. А ты согласен платить за каких-то дураков, бракоделов?
— Нет, конечно...
Зиргус понял Ставинского, и ему стало жарко: неужели органам стало известно о его довоенной деятельности?
— Ну и вот! Однако у тебя будет время сберечь свое доброе имя, если прилетишь завтра...
— Хорошо. Завтра вылетаю харьковским.
4
Покусывая от нетерпения губы, Мартовой расхаживал по аэровокзалу и напряженно ждал, боясь пропустить сообщение диктора о прибытии самолета, которым должен прилететь Зиргус.
За окнами ревели двигатели; откуда-то прилетали пассажиры, другие — улетали. Веселые и возбужденные, они куда-то стремились, о чем-то мечтали, строили планы на будущее. На душе у них, вероятно, был покой. И как бы они удивились, узнав, что этот солидный, с задумчивым взглядом мужчина так тесно примыкает мыслями к далекой войне, таким роковым образом связан с ней, что бродит здесь, как в тумане, не замечая ничего вокруг, и только вздрагивает всякий раз, как слышится голос из репродуктора.
«А что, если не прилетит? — От этой мысли к его сердцу прикоснулся тоскливый холодок. — Допустим, прилетит и не согласится. Я бы на его месте не согласился! Разве трудно понять, что я все равно не в силах отдаться правосудию... И какая мне будет польза, если вместе со мной провалится Зиргус? Когда надо мной нависнет угроза разоблачения, останется только одно: покончить с собой. Деваться некуда. Это ясно мне. Это поймет и Зиргус. Нет, у него не будет времени так глубоко все обдумать... Надо только суметь его ошарашить, показать, что я не отступлю ни перед чем...»
Наконец, диктор объявила о прибытии самолета «Рига — Киев — Харьков». Мартовой торопливо вышел к краю летного поля. Колючий ветер обжигал лицо, глаза слезились, но он, не отворачиваясь, смотрел, как светящийся огнями лайнер, словно подбитая стрекоза, медленно поворачивался на месте.
В цепочке идущих пассажиров он узнал Зиргуса. Айнар, подняв воротник демисезонного пальто и придерживая его рукой около горла, согнувшись, шел прямо на Мартового. Последний шагнул немного в сторону, чтобы войти в полосу света настенного прожектора. Зиргус увидел его и едва заметно приподнял руку.