Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— У Тимофеева не сорвутся, завтра уже на нарах будут сидеть!
«Да, у Тимофеева не сорвутся, — подумал Паромов. Только будет ли кому легче?»
А еще он подумал о том, что тяжкое преступление вновь было раскрыто как-то буднично. Совсем не по-киношному, без погонь и стрельбы. И что он фактически никакой лепты в раскрытие убийства не внес. Даже не успел «разговорить» до конца Пентюха. Тот, возможно, и «раскололся» бы, только прыткий опер обогнал.
«Надо быть посноровистее… — сделал он вывод на будущее. — А наша Матусова — все-таки большой молодец».
То обстоятельство, что именно он
Работали до конца дня через силу. У всех на душе было мерзопакостно. Пришедший под вечер Клепиков Василий Иванович, видя общее уныние, царившее в опорном пункте, попытался было развеять его разными байками из милицейской жизни.
— Василич, что это вы сегодня ходите, надутые, как мышь на крупу? Не на собственных же похоронах находитесь — на работе. А к работе надо относиться всегда хладнокровно. Философски. На вас же взглянуть — чистые мультики! — сунулся он к Минаеву, но тот только рукой махнул: отстань, мол.
Вскоре Василий Иванович понял бесполезность своих потуг и оставил всех в покое.
Всех угнетала та простота отношений к человеческой жизни, которая была проявлена молодыми людьми. Полнейшая нелепица и бессмыслица. Отсутствие даже намеков на какие-то мотивы для убийства. Ничем не оправданная жестокость одних двуногих существ по отношению к другому двуногому, с которым незадолго до его убийства пили водку, делили закуску, занимались, в конце концов, сексом. И это в конце двадцатого века, когда космические корабли бороздят просторы Вселенной, когда земляк курян Никита Сергеевич Хрущев планировал построить коммунизм — общество высоко духовных и социально равных людей. Только планы — планами, а жизнь — жизнью…
— Какие дела на работе? — спросила жена, когда поздно вечером Паромов пришел домой с работы.
— Дерьмовые дела и дерьмовая жизнь, — процедил сквозь зубы Паромов. — Люди хуже скотины. Двадцатый век идет к закату, второе тысячелетие оканчивается, а люди, как были дерьмом, так им и остались. Были, есть и будут еще очень долго дикими, кровожадными зверьми. Многие и в Бога веруют, и в церковь ходят — ныне это не запрещается — но тешат все же дьявола.
— Да что там случилось? — встревожилась супруга. — Ты можешь объяснить человеческим языком, а не загадками?
— Не знаю, Рая, стоит ли рассказывать. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь… И жизнь будет казаться привлекательней. Но раз настаиваешь, то слушай.
И он поведал об убийстве молодой женщины. Бессмысленном и жестоком.
— Что за ужас! — то и дело всхлипывала жена во время этого повествования. — Да как так можно? Да что же это такое?..
И уже не только Паромов не мог долго уснуть. Не спала и его половина, ворочаясь и вздыхая.
— Может, уволишься из милиции? — не утерпев, произнесла тихо. — Хватит с людским дерьмом возиться! Сердце долго не выдержит… А у нас дочь…
— Можно и уволиться, но мир чище не будет… И отгородиться от него в квартире не удастся. Да и квартиры своей у нас еще нет… Предстоит заработать. Спи, не забивай думками головку… Помни: утро вечера мудреней…
…Не спали этой ночью мать и дочь Пентюховы. Любаша, как давным-давно, в детстве, сидя на кровати, прижалась к груди матери, а та, обняв дочь сильными натруженными руками, молча целовала ее в макушку. Плечи обоих женщин мелко дрожали в беззвучном плаче. О сыне и брате, о бесталанной женской судьбе, о безвинно убиенной соседке, о загубленной молодости.
— Мамочка, прости меня, сучку подзаборную, бездумную, безумную, у которой на уме были только хаханьки да хихиньки… и ничего путного и серьезного.
— И ты прости мать свою глупую и несчастную!
…А над провинциальным городом Курском буйствовала весна.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Годами своего ученичества и становления назвал это время Паромов и всегда благодарил судьбу, что ему посчастливилось с первых дней своей работы в органах встретиться с хорошими, душевными людьми и профессионалами своего дела: Клепиковым Василием Ивановичем, Минаевым Виталием Васильевичем, Воробьевым Михаилом Егоровичем, Черняевым Виктором Петровичем, Подушкиным Владимиром Павловичем, Крутиковым Леонардом Григорьевичем, Деменковой Ниной Иосифовной, и многими, многими еще.
Делились, не таясь и не чинясь, своими знаниями, опытом. Помогали словом и делом.
Молодому участковому только и оставалось: все впитывать в себя, как губка, и равняться на них.
Разными были они и по характеру, и по возрасту, и по служебному положению. Но всех объединяло одно: честность, порядочность и чувство долга.
…Прошли годы. Разошлись пути-дороги героев этих невыдуманных рассказов.
Нет больше ДНД. Как-то само собой в условиях рыночной экономики и частного бизнеса отмерло это всена-родное движение по охране общественного порядка. Хотя сам порядок не только не улучшился, но в несколько раз стал криминогенней прежнего.
За дружинниками разбежались внештатные сотрудники милиции. Испарился ОКОД — оперативный комсомольский отряд дружинников — первых помощников инспекторам ПДН. Да и самого комсомола давно уже нет. В начале 90-х годов все это было заменено РОСМом — рабочими отрядами содействия милиции. Но вскоре и РОСМ ушел в небытие. И тихо стало по вечерам на опорных пунктах, переименованных в участковые пункты милиции, а затеи и полиции.
Уволился из органов Черняев Виктор Петрович. Но на гражданке прирожденный опер недолго протянул. Сгинул, не дожив до пенсионного возраста.
Сменил место работы начальник штаба ДНД Подушкин Владимир Павлович. Впрочем, ныне он на пенсии. Пчел разводит. Говорит, что пчелы — самое полезное на земле насекомое. И не поспоришь…
Отошел от общественных дел пенсионер Клепиков Василий Иванович — этот вечный земной ангел-хранитель молодого участкового Паромова. Ему давно за восемьдесят… но держится.
Не стариками покинули этот мир и ушли в иной Минаев, Евдокимов Николай и Евдокимов Виктор, Конев, Чеканов, Украинцев, Нарыков, Цупров, Крутиков, Пигорев, Клевцов и еще добрый десяток бывших служителей правопорядка и закона. Нет и прокурора Кутумова — грозы и друга милиции одновременно.