Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20

Александров Владимир Григорьевич

Они пили шампанское, стараясь не замечать взглядов подвыпивших посетителей.

— Мужчины бывают очень навязчивы, — сказала мадам Дижон, делая маленький глоток из своего бокала. — Это меня раздражает! Мой бывший супруг, хотя у него была масса недостатков, учтивый и деликатный человек. В интимных отношениях он был рыцарем. А большинство мужчин смотрят на женщину, как на скаковую лошадь! Поверите ли, мсье Шардон, стоило мне переступить порог этого отеля, как здешние ловеласы воззрились на меня такими глазами, словно я появилась перед ними голая! Как хорошо, что случай свел меня с таким приятным и предупредительным господином, как вы, мсье Жан.

— Благодарю, мадам. Мне это слышать так же приятно, как быть возле вас, — ответил Леонид.

Герда подарила ему одну

из своих коронных улыбок, которые обычно действовали на избранного мужчину неотразимо. Их знакомство развивалось стремительно: они уже многое рассказали о себе. Он знал подробности ее бегства из нацистской Германии, о ее замужестве и причинах развода. Она — о его жизни во Франции и о том, что сюда, кроме некоторых коммерческих интересов, он приехал отдохнуть и полечиться. Поэтому их беседа постепенно обретала ту свободу, которую позволяют себе доверившиеся друг другу люди.

— Вы долго пробудете здесь, мсье Шардон? — спросила она с оттенком смущения, опустив вниз острые искусственные ресницы.

— Еще не знаю. Покончив с делами в Лозанне, займусь собственной персоной. Врачи, наверное, назначат лечение в какой-нибудь курортной клинике.

— И как продолжительно будет ваше лечение?

— Это зависит от курса лечения, который они сочтут нужным определить.

«Трудным будет для тебя это лечение, дорогой ты мой! — усмехнулась про себя Хильда. — Не думаю, что тебе и твоим друзьям удастся выздороветь. А жаль, честно же, жаль: такой эффектный мужчина! Мне он даже нравится. Любопытно, кто он по национальности — русский, француз? На русского вроде не похож. Лицо смуглое, глаза темно-карие, волосы черные, как у южанина. Может быть, испанец — из тех красных ублюдков?»

— Я бы хотела, чтобы курс вашего лечения затянулся. — с легким кокетливым смешком произнесла Герда. — Тогда мы смогли бы иногда видеться с вами. Здесь или в вашей клинике, или у меня, в Женеве, где угодно… Я вовсе не хочу, чтобы вы болели, но…

— Мое желание целиком совпадает с вашим, мадам. Поправлюсь я или нет, свидания с вами будут для меня наградой, поверьте!

«Эта болтовня о лечении у нее явно двусмысленная, я это чувствую, — подумал Леонид. — Так многозначительно может говорить только Магда, знающая, кто я и чем озабочен. Или я настроил себя? Впрочем, она это или не она, мне все равно нужно следовать этой версии насчет приезда для лечения. В гостинице кое-кто уже знает об этом, ну, и отлично, тем более медицинское свидетельство у меня с печатью и подписью известного лионского врача».

Когда они вышли из бара, спутница вдруг предложила: если мсье Жан располагает временем, она покажет ему прелестнейшие уголки Лозанны. Можно поехать хоть сейчас — у нее свой автомобиль, «Ну, что ж, — подумал он, — прекрасно, она сама идет мне навстречу. Это будет началом наших прогулок по городу».

— Отличная идея! — воскликнул он. — Правда, в восемь вечера у меня деловое свидание, но до этого времени я свободен. С удовольствием принимаю ваше предложение, мадам.

Обрадованная, Герда крепко сжала его руку выше локтя и потащила к лифту, чтобы переодеться в своем номере для прогулки. Пока они плыли в лифте, мадам Дижон не спускала с мсье Шардона сияющих голубых глаз, а ее высокая грудь взволнованно поднималась и опускалась, упорно касаясь его груди. «У шефа челюсть отвиснет от изумления, когда я сообщу ему, что пила шампанское и каталась на автомобиле с Шардоном-Ришаром! — с восторгом думала Герда. — Каков успех!»

Глава восьмая

Рокотов вышел из своего отеля в девятнадцать тридцать и сразу увидел лощеного молодого человека с лицом витринного манекена. «А вот и мой знакомый, — отметил Леонид. — Значит, снова наблюдение поручено ему». Этот «хвост» неумело плелся за ним вчера от кафе у озера до гостиницы «Централь-Бельвю». Франтик стоял на противоположной стороне улицы у газетного киоска, листая журнал, Днем, когда Леонид и мадам Дижон садились в автомобиль, чтобы ехать на прогулку, его не было. Что ж, правильно: зачем две пары глаз, коль «объект» под присмотром напарницы в ее машине? Еще одно доказательство, что крашеная блондинка их человек.

«Мне надо вести себя так, чтобы этот хлыщ видел, что я строго соблюдаю конспирацию в сношениях с Кинкелями, как будто нет никакого провала». И Леонид вошел в телефонную будку, дабы продемонстрировать перед агентом разговор с радистом из уличного автомата. А чтобы донесение «хвоста» не расходилось с записью подслушивающей аппаратуры на вилле, мсье Шардон перекинулся несколькими словами с Гербертом, подтвердив, что прибудет с визитом, как условились, ровно в восемь. Он нарочно добавил, что звонит из телефонной будки и, чтобы не опоздать, постарается взять такси. С помощью этой фразы Леонид делал два обманных трюка. Он косвенным образом убеждал противника в версии, якобы радист и его связная не знают номера его телефона и не могут позвонить ему. Во время ужина за столом мсье Шардон громко сказал, что не сообщает по понятным причинам Кинкелям, где живет, и своего номера телефона, а будет при надобности звонить сам. А упоминание же о такси, на котором за оставшиеся полчаса до встречи можно не только успеть к Кинкелям, но и объехать всю Лозанну, поэтому машина в действительности не требовалась, давало возможность Рокотову подготовить второй обманный ход, к которому он решил прибегнуть.

Войдя в остекленную будку и набирая нужный номер, Рокотов, ощущая спиной взгляд охотника полуиронически комментировал: «Наблюдаешь? Ну, наблюдай, наблюдай! Смотри и хорошенько запоминай все, что я делаю. — И тут вдруг вспыхнула четкая мысль: — Стоп, стоп! Какой же я к черту профессионал, да еще доверенное лицо Центра, если не замечаю слежки и привожу за собой „хвост“ к радиоквартире?! Ненатурально. Фальшиво, совсем фальшиво. Ни один дельный сыщик не поверит. А надо, чтоб верили, чтоб в каждый мой шаг они верили. Значит, как?.. Мне не нравится этот модный щеголь, который уже вторично появляется у меня за спиной. Похоже на слежку. Неважно, чей это человек — швейцарской полиции или контрразведки, — для меня и моего дела он одинаково опасен. Возможно, мне это кажется от напряжения или усталости, но я разведчик, я послан сюда с важнейшей ревизией и обязан быть максимально осторожным. Следовательно, я должен сначала непременно избавиться от „хвоста“ и только потом явиться на конспиративную квартиру. Вот это будет убедительно! Значит, я хватаю такси…» — И Леонид сказал Герберту в трубку про такси, — пусть они там, в подвале, запишут на пленку, а потом «хвост» подтвердит, как «объект» заметил слежку и удрал от него в такси.

Этот тонкий ход Рокотов сыграл блестяще. Пройдя с внезапными поворотами несколько улиц, он вскочил в появившееся из-за угла такси и умчался на глазах у растерявшегося агента. Леонид отпустил машину в районе пригородных дач и дальше пошел пешком: до назначенной встречи оставалось еще пятнадцать минут, а вилла Кинкелей была рядом.

Отворить калитку вышла Вера Сергеевна. Она была спокойна, но бледна, серые прозрачные глаза усталы, тени под глазницами. Она слабо улыбнулась, пропуская Рокотова, и на его вопрос о здоровье ответила, что плохо спала всю ночь, кроме того, исписала с десяток страниц — подробности к рассказу о случившемся, которые ей вспомнились и которые были упущены в их переписке вчера за ужином, это дополняет общую картину и, наверное, будет полезно для господина Шардона. Леонид поблагодарил, сказав, что любая частность в этом деле может оказаться важной, и попросил госпожу Кинкель и в дальнейшем сообщать ему обо всем происходящем как можно детальней.

Шагов полтораста, отделявших уличную калитку от дома, они могли говорить свободно, зная, что их никто не слышит. Они шли медленно, сберегая время, а Вера Сергеевна еще проявляла чисто женскую находчивость. Она увлекалась разведением роз, вырастив прекрасные экземпляры разных сортов. Останавливаясь то у одного, то у другого куста, мадам Кинкель показывала яркие крупные цветы гостю, призывая его полюбоваться их несравненной красотой и гордясь плодами своего труда. Любому чужому взгляду — агентам из окна виллы или прохожему с улицы — такое поведение хозяйки не могло показаться умышленным, и они успели кое о чем поговорить открыто.