Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Румянец всё настойчивее пробивал смуглоту ее щек. Ковалева это неприятно задело.
— Кто же он? — хотелось спросить Ковалеву, но он промолчал. «Не всё ли тебе равно», — молвил вдруг внутренний голос, строгий и приказывающий.
Они шли по торговой улице, мимо витрин, и отражались в зеркалах, — Кася и он, мужчина с проседью, которого, верно, прохожие принимали за ее отца…
— Вы… вы извините, — сказал он и протянул Касе руку: — Мне пора… Масса дел.
Она не удерживала его. Ей по-прежнему было приятно с Ковалевым, но что-то в нем, прежде
В своем смятении она даже не проводила Ковалева взглядом.
Капитан жил в центре города, на седьмом этаже, над шумным перекрестком. Над толчеей троллейбусов, роняющих по вечерам на асфальт бенгальские искры, в созвездии освещенных окон Ковалев различил свое окно, — там тоже горел свет.
Его ждали. Кто?
— У вас гражданка какая-то, — сообщила соседка, открывая ему.
«Вероятно, Алиса», — подумал Ковалев.
Она вскочила с дивана, завидев его, и с неожиданной силой стиснула ему руки.
— Прости меня, Андрей. Мне в штабе дали твой адрес, и я… Прости, что я ворвалась… Я слышала, Уразбаев арестован. Да? Я понятия не имею, что он натворил, клянусь тебе, но… Это очень серьезно?
Ковалев смотрел на нее — на Алису-плаксу, всю свою жизнь обитавшую в узком мирке, в окружении ею же созданных химер. Вот и сейчас ее привел страх.
— Очень серьезно? Да? — она бледнела, комкала носовой платок. — За что его? Нельзя сказать? Всё равно, — выкрикнула она, — всё равно… Чтобы вы не думали… Я должна всё сказать тебе…
Она еще не произнесла этих слов, а он чувствовал, — она приготовила признание. И сейчас вдруг по-новому отчетливым стало для него то звено, которое соединяло Алису с преступником. Надо было еще раз посмотреть на нее, — и вот гипотеза, еще час назад казавшаяся плодом воображения, обрела дыхание жизни и плоть человеческих характеров. И стало понятно всё: туманные образы детства Каси, Алекпер-оглы и цель, побудившая его отправиться через рубеж — к нам, к доктору Назарову…
— Видишь ли, Андрей… Дело в том… Это касается меня и Каси…
— Твоей падчерицы? — сказал Ковалев.
— Ты… ты знаешь? — вздохнула она. — От Уразбаева? Конечно, я должна была раньше прийти…
— Хорошо, что всё-таки пришла, Алиса, — перебил Ковалев. — Я знаю, ты теперь поможешь мне. Завтра ты пойдешь к нам в комитет госбезопасности и там всё повторишь. А сейчас я по-дружески спрашиваю, Алиса, что могло связывать тебя с бандитом, с убийцей?
— Главное ты сказал сам, Андрей, — поникла она. — Кася не родная моя дочь. Она оттуда… Ее отец…
— Алекпер-оглы.
— Да.
Восемнадцать лет назад, летом, доктора Назарова вызвали к больному.
Во дворе дома, окруженный толпой растерявшихся, опечаленных людей, умирал нищий старик зурнач.
Девочку отвезли в больницу. Назаров днем и ночью не отходил от нее. Повез в Ростов, чтобы испробовать какие-то новые методы лечения.
Назаров удочерил Лейлу. Когда она выздоровела, он поехал с ней в Темрюк, к своей матери. Там она прожила два года, научилась русскому языку. Потом маленькая Ксения появилась в доме Назаровых, в Южном порту. Соседям и знакомым сказали, что дочь воспитывалась у бабушки, так как климат Южного порта девочке противопоказан. Ксения быстро позабыла свой язык, выросла как русская, как родная дочь Назаровых.
Только Назаров и Алиса знали, откуда она.
По праздникам у Назаровых ели плов. Варил плов Уразбаев. Сперва он как будто не проявлял интереса к Касе. Как-то раз — Алиса уже была вдовой — он намекнул ей, что прошлое девочки ему известно. Алиса испугалась. Уста-пловчи обещал молчать.
От него Алиса узнала имя отца Каси — Алекпера-оглы. Мать Лейлы умерла в год засухи. Алекпер-оглы был тогда далеко от дома, на заработках. Дедушка и Лейла побирались. Кто-то показал зурначу путь к границе, сказал, что советские люди накормят.
Алисе было неспокойно. Уразбаев толковал об опасностях, угрожавших Касе в случае раскрытия тайны. Законы ее племени запрещают общения с русскими. Дед погиб недаром. Убьют и ее.
Назаров в свое время рассказывал Алисе о людях Элана. Доктор сам чуть не поплатился жизнью, хотя и лечил их. Власти убеждали его уехать. Хотели даже выслать его, но не осмелились оторвать врача от больных во время эпидемии, которая грозила распространиться по всему государству. Назаров провел в Джали-тузе и Урзуне месяц. Запомнил несколько слов на языке племени.
Говоря, Алиса комкала платок, завязывала и нервно распутывала узел, подносила платок к лицу, точно вытирала слезы. Но глаза ее были сухие, покрасневшие, тревожные. Страх не покидал Алису.
— Я боюсь, Андрей, — призналась она. — Уразбаев всегда что-то недосказывал. А самое важное, Андрей, — я боюсь потерять дочь.
— Не бойся, Алиса, — сказал Ковалев. — Прошли годы, враги наши стали слабее и трусливее…
— Нет, не только в этом дело… Она и так отдалилась от меня, я уже жаловалась тебе… А теперь, если она узнает… Что удержит ее около меня? Я мачеха! Даже нации разные, господи! А для меня она родная, я не могу жить без Ксении. Не могу.
— Полно, Алиса, — успокоил ее Ковалев. — Ты преувеличиваешь. Ответь мне, Уразбаев, наверное, требовал от тебя что-нибудь?
— Почти ничего. Один раз… На Крепостной, в доме Дюка, шел ремонт, а там будто бы бумаги хранились. В стене. Уразбаев велел мне пойти.
— Почему он послал тебя?
— Там, говорит, прошлое Каси. В тех бумагах. Сам он почему-то опасался идти. «Мне, — говорит, — неудобно».
— И это всё, Алиса? Неужели ему больше ничего не нужно было от тебя?
Она помолчала.