Антология современной азербайджанской литературы. Проза
Шрифт:
Агали поднялся, обвел взглядом ораву.
— Ребята, здесь женщина, больной ребенок, старый человек… Давайте выйдем, поговорим в коридоре. — И, когда он шагнул в коридор, сидевший напротив двери парень подставил подножку, Агали споткнулся и еле удержался на ногах.
— Чуть не боднул окно… — попытался он отшутиться. И направился в сторону купе проводника. Беря белье, в последнем купе он заметил знакомую землячку-армянку. Заглянув к ней, отозвал в коридор и сказал, что он тоже из Мегри, сын Абдуллы Ахмедова, едет с отцом и женой, и хорошо бы ей перебраться к ним в купе, подальше от туалета.
Теперь у входа в купе стояли
— Сноха моя… с внучкой…
Агали заглянул в купе и вставил реплику:
— Ай киши, ты и о соседке Гюльнисе расскажи… — тем временем он попытался отнять у парня отцову трость, но тот резко рванул трость на себя. Агали почти взмолился:
— Браток, он же без трости — как без ног…
Парень с рубашкой навыпуск выругался:
— Я его ноги… Ардо, кто не вышвырнет трость в окно, тот бл…еныш…
Агали рывком выхватил трость из рук коротышки и вошел в купе.
— Я тебе сейчас покажу, — коротышка, отпихнув подошедшую к двери армянку из крайнего купе, прошмыгнул внутрь и бухнулся возле старика.
— Дурс ари, эсдег ингерухина нысделу! (Выйди, здесь будет сидеть ханум!) — Агали при виде армянки заговорил жестче. Схватив коротышку за руку, с легкостью выставил его в коридор.
Один из торчавших у дверей ободрил коротышку:
— Не тужи, я сейчас его самого вышвырну.
Подошедшая к двери армянка, еще не успевшая разобраться в происходящем, приветила старика:
— О, Ахмедов! Какими судьбами?
Ахмедовым-старшим занялся русоволосый из той же бражки, переворачивая так и сяк медали на груди старика:
— Чьи это железяки? Где их нашел?
— Не нашел, а украл! — вставил парень с рубашкой навыпуск. — Турок же. Они ничего другого не умеют.
— Зачем ты говоришь о том, чего не знаешь? — заступилась армянка. — Я-то помню. После войны к нам в район вернулись два или три земляка в чине капитана. В военной форме, в орденах-медалях, на боку пистолеты… Все любовались на их выправку, походку… Так вот, к вашему сведению, один из них и был товарищ Ахмедов…
Старик благодарно и польщено закивал головой.
— Ара, скажи ей, пусть заткнется, а то уши вянут, — подал голос парень в рубашке навыпуск. — Тоже мне, армянка.
Русоволосый, бесцеремонно сняв папаху с головы старика, надел на свою.
— Подходит, Арам?
Парни заржали.
Женщина восхищенно покачала головой:
— Еще как подходит! Да вы знаете, что это за папаха? Бекская! Верно говорю, товарищ Ахмедов?
— Джишда, джишда (верно, верно), — закивал, улыбаясь, старик. Рослый детина, сорвав папаху с головы русого, нахлобучил на голову молчуна, сидевшего с краю, у двери. Папаха оттопырила тому уши и прикрыла брови. Хохот сотряс купе. Молчун возмущенно сорвал с себя папаху:
— Убери эту погань! — и швырнул в коридор. Парень в рубашке навыпуск носком ноги подкинул папаху и пинком отфутболил в конец коридора.
— Ну разве так можно? — попытался усовестить их Агали. — Как вам не совестно? Он же вам в отцы годится… Представьте себя на моем месте, как бы вы поступили…
Перевел взгляд на женщину-армянку.
— Разве так можно? — Он вскочил с места, и тут детина, сняв с вешалки шляпу Агали, надел ее на голову старика.
— Вот это другое дело!
Снова глумливый хохот.
Армянка потянула Агали за руку, пытаясь усадить.
— И шляпа подходит! — сказал русоволосый.
— Да ему что ни нахлобучь — все подойдет, — заметил парень в рубашке навыпуск. — Кинь сюда, кинь.
Агали взвился:
— Дай-ка пистолет, я их всех перестреляю! — И потянулся к нагрудному карману отца. Старик наглухо оградил карман руками, Агали в душе был доволен отцом: никогда отец так не понимал его, как сейчас.
После рассказа армянки о вернувшихся с войны капитанах с пистолетами на боку при подобной реакции подыгравшего отца кодла должна была принять все за чистую монету.
— Всажу в них все, до последнего патрона!
Армянка сзади обхватила руками Агали:
— Ой! Паду к ногам твоим, не надо!
И, оттаскивая Агали, повернулась к кодле:
— А ну выйдите вон, сукины дети! Жить вам надоело!
— Запасись терпением, гурбанын олум [3] ! Сядь, сядь, я сейчас принесу папаху.
С этими словами женщина вышла и накинулась на молодчиков, вытянувшихся вдоль коридора:
— Как вам не стыдно! Разве можно так обращаться со старым человеком? Где папаха, где? — Она устремилась к дальнему концу вагона.
3
Гурбанын олум (азерб.) — паду жертвой ради тебя.
Пассажиры, всполошенные ее криком, повыглядывали из своих купе.
Армянка подняла выпавшую папаху и, отряхивая пыль с нее, повернула обратно. Поравнявшись со своим купе, вполголоса сказала седой попутчице, стоявшей на пороге и с любопытством наблюдавшей за ней:
— Не пойму, что творится с нашими людьми… Когда они одни, ведут себя чин чином, тише воды, ниже травы… Сама деликатность, доброта… А стоит сбиться в толпу — так обязательно заварят какую-нибудь кашу, выкинут пакость… — Она показала движением головы на купе поодаль: — Знаешь, какие это порядочные люди? Парни опозорили нас… Старик в свое время в райкоме работал, председателем колхоза был… У нас в районе все его звали Цов [4] .
4
Цов (арм.) — море.
Агали часто слышал это слово из уст мегринских армян. И каждый раз вспоминал далекий июньский день, когда он с фэзэушными ребятами-армянами рыл канаву на склоне горы в соседнем поселке Охчу. Время шло к полудню, когда они услышали досадующий голос Лерника по прозвищу Хоз (Свинья). «Ара, я их мать… Куда везут такую уйму персиков?!»
Ребята прервали работу и взглянули вниз. По серпантину дороги натужно карабкался грузовик, доверху набитый ящиками с золотистыми, рдеющими персиками. Узнав машину и людей, стоявших по углам кузова, Агали бросил лопату и стремглав помчался вниз по косогору, добежав до машины, на ходу кошкой уцепился за борт, вскарабкался и пробрался к отцу, стоявшему ближе к кабине. Машина выехала на ровное и остановилась. Агали свиделся с односельчанами после долгих месяцев разлуки, и их говор, голоса, шутки окатили сердце теплой волной, столь же чарующие и родные, как пьянящий аромат персиков.