Антология современной азербайджанской литературы. Проза
Шрифт:
— Давай тащи и для нас! — крикнули с кручи армянские ребята.
Абдулла-киши, глядя на них, обратился к земляку:
— Гашим, посмотри-ка на ребят, у них прямо слюнки текут…
— Каково им… горские люди… — отозвался Гамид, покосившись на выстроившуюся вдоль свежевырытой канавы ватагу. — Месяцами фруктов не видят.
Абдулла-киши жестом подозвал ребят. Те тут же налетели гурьбой. Отец Агали, светясь улыбкой, пошучивая и радуясь, раздал им целый ящик персиков из трех, в которых вез дары своего сада. Выпрямившись, он увидел чуть выше канавы заключенных и стоявшего
— Нет, этот у соседа занял. Давай-ка подставь подол рубахи, — сказал он сыну и высыпал половину второго ящика.
— Ай киши, хватит, — раздался голос односельчанина. — А то жена тебя домой не пустит.
— Неси, — сказал сыну Абдулла-киши и повернулся к односельчанину:
— Скажу жене, мол, список потерял.
При слове «список» Агали вспомнил страничку домашних заказов, аккуратно записанных сестренкой-пятиклассницей: в первом ряду значились кофта, туфельки, лента, портфель, тетради, резинка, словом, все школьные «причиндалы» к сентябрю, а затем мамины поручения — сахарный песок, мыло, спички… Все это надлежало купить на выручку от продажи персиков.
Ребята кидали друг в друга косточками от персиков. Одна косточка угодила в руку Абдулла-киши.
— Эх вы, голодня! — крикнул на резвившихся приятелей-тештинцев Вачо. — Вы такого отродясь не ели. Даже и не знаете, что это за фрукт. Хоть бы спасибо сказали человеку!
Персики скатывались с подола рубахи. Агали счел нужным заметить Вачо из Тештинца, который был понятливее и совестливее остальных:
«Да ты и сам, Вачо, похоже, не знаешь, как надо есть эти персики. Куснул, как яблоко, обрызгал всего себя соком. Нет, Вачо, надо его осторожно разломить надвое. Это особый персик, из нашего сада. Но ты заслужил еще один персик. За честность и совестливость».
…Поезд дал гудок. Агали выглянул в окно, сокрушенно покачал головой, сказал по-армянски:
— Вордегес, ай Вачо?.. (Где ты, Вачо?)
— Ипрте Мегрум сгаган хай га? Михад эл гавеч (Да разве в Мегри есть настоящие армяне? Ни одного), — сказал детина из ватаги, теперь ошивавшийся в коридоре.
Агали переглянулся с отцом, горько усмехнулся:
— Это еще цветочки…
В купе вошла армянка из Мегри, сдувая пыль с папахи, которую держала в руке.
— Молодо-зелено. Не соображают, — сказала она и вернула папаху старику.
Трое из компании вновь вошли и уселись в купе. Детина уставился на армянку:
— Я сомневаюсь, что ты армянка.
— Может, старика в гости к себе еще поведешь? — съехидничал коротышка.
— Не доводите до того, чтобы я позвала милицию! — возмутилась женщина. — Это ли ваша армянская воспитанность? Он же вам в отцы годится!
— Ах ты, дочь шалавы! Нашла, кого защищать!
— Продажная шкура! — донеслись голоса из коридора.
Агали обвел взглядом парней в купе и тех, кто глазел на них из коридора.
— Ребята, давайте забудем о том, что было. Вам от этого проку никакого. Вам бы впору гулять-веселиться. Пошли в ресторан, приглашаю, отведем душу…
— Много на себя берешь, — взъелся детина.
— Ладно, тогда я схожу за бутылкой, выпьем здесь.
Он торопливо вышел из купе, прошел по вагонам, купейным, плацкартным, общим в надежде увидеть хоть какое родное лицо. Увы, никого из своего села, из окрестных мест, ни одного азербайджанца, ни знакомых-земляков армян, и блюстители порядка — как в воду канули. Пытался было растолковать ситуацию русским пограничникам с автоматами, стоявшим у дверей вагонов, но те никак не реагировали. Его охватил панический страх. На миг показалось, что поезд везет их не в родной край, а куда-то в тартарары, в пропасть, откуда нет возврата. Он боялся, что распоясавшиеся молодчики, обнаглев еще больше, начнут задевать его жену, напугают дочурку.
Возвращаясь, купил в ресторане водку и колбасу. Войдя в свой вагон, увидел мегринскую знакомую, снимавшую узелки с верхней полки в первом купе.
— Дайте я, тетя Аганик.
— Где ты застрял? — вскинулась женщина. — Скорей беги к себе, скорей!
У входа в свое купе он столкнулся в дверях с женой — в глазах слезы, на лице отчаяние.
— Отца выволокли… Затолкали по коридору… Туда… Трость вышвырнули в окно…
Агали, оставив колбасу и прихватив бутылку, помчался по коридору в противоположный конец вагона. Вдруг поезд резко убавил скорость. Агали качнуло назад, вагон огласился шипением. Тамбур был битком набит. Поднявшись на цыпочках, Агали увидел отца у выходной двери вагона.
— Гамарлуна! Гамарлуна! — заорал молодчик из кодлы.
— Чего телишься, старик? — торопил детина, стоявший сбоку у двери.
— Вот же, Гамарли! Сходи!
— Пусть остановится… — выдавил из себя старик, вцепившийся в поручни.
— Отойдите-ка, — высунулся русоволосый. — Вы не мужчины!
— Спихни и скинь, я его породу…
Поезд стал. Агали закричал:
— Отец, не сходи! Врут они! Гамарли давно проехали! Здесь — пустошь! Да где же ваша совесть?!
— Сходи, сходи, — понукала кодла.
— Товарищ капитан, сюда, сюда! — закричал Агали и оттащил за рубаху парня, рвавшегося к отцу. Молодчики на миг осеклись. Один метнул взгляд в коридор.
— Ара, этот сукин сын опять нас морочит! Никакого милиционера нету!
— Он у нас в купе! Сейчас ответите за все! — твердил свое Агали.
Коротышка, прошмыгнув мимо, кинулся в сторону купе. Агали пытался прорваться к отцу, но тщетно, и тут вернувшийся назад коротышка пнул его сзади:
— В жизни не видел такого плутоватого турка! За нос водит нас, ишачий сын! Никакой милиции нету! Ара, скиньте и его!
— Не хочу сходить… Не надо… — бормотал старик, не отрывая рук от поручней.
— А ну-ка отойдите, — растолкал дружков взбешенный русоволосый здоровяк. — С одним стариком не можете управиться.
Коротышка сбил со старика папаху. Агали шарахнул поллитровкой об дверь, ведущую в вагон, поднял осколок бутылки с острыми зубцами и завопил как безумный:
— Всем брюхо распорю! Только троньте!
Молодчики вновь на мгновение смешались. Детина, нависший над стариком, вынул финский нож, во тьме блеснуло лезвие.