Антология современной азербайджанской литературы. Проза
Шрифт:
Обернулась Фатьма, и видно ей с горки: сидит Мельник на камне перед крыльцом, в руках у него кальян дымит…
Справляли Бекирову свадьбу. По двое, по трое сходились люди в тойхану. Музыканты на месте, только еще играть не играют. Тут Шайтан в деревню и явился! И сразу все наперекосяк. Ветер поднялся — человека унесет. Пыль — глаза не откроешь. Ну а раз так, гости злословить стали — неспроста же такое дело. Они злословят, а музыканты уши навострили, слушают. Парни кучкой держатся, поближе друг к дружке, потому что, кто отошел, про того сразу сплетни. Стоят, друг на дружку поглядывают…
А Шайтану в пыли раздолье,
Бабы вокруг бабки Фаты сгрудились, стоят шепчутся. А та бабка не просто бабка была. Такая Шайтану шапку сошьет, сверху дырку пробьет, а тот и заметить не заметит.
— Что про Акчу думаешь, бабушка?
— А то думаю: из молодых, да ранняя! Обман тут, они уж давно свадьбу справили!..
Тойхана построена была на краю деревни, большое помещение — хоть скачки устраивай. На балках, перегородках паутины полно, только высоко она — никто не видит. Шайтан, как пролез через трубу, так и повис на паутине. Откроют двери, пахнет ветром — качается. А в тойхане все жарче, люди потеть стали, двери распахивают. У девок щеки полыхают — хоть прикуривай.
Мельник пришел, встал в уголке рядом с Фатьмой. А Шайтан из глаз у него выглядывает, на Фатьму посматривает.
И вдруг глаз у Мельника как прищурится, это Шайтан Фатьме подмигнул. Та сразу загорелась, обмякла вся, никак дух не переведет. Фаты видит, у бабы щеки горят, да и Мельников прищур углядела. Наклонилась направо: шип, шип, шип… Наклонилась налево: шип, шип, шип…
— Шайтан Фатьму с пути сбивает.
А муж Фатьмы в сторонке стоял, смотрел, как парни дерутся. Смотрел, смотрел да как захохочет:
— Это, — говорит, — Шайтан их крутит!..
А драка все сильнее, брат на брата, род на род идет, как враги давние. За кинжалы хвататься начали. Шайтан чует, кровью пахнет, качается на паутине, копыта от радости потирает: «Вам не подраться, нам не подивиться!..»
Вошел Бекир в тойхану, видит, родня его один на другого идет, как закричит:
— Кто на моей свадьбе свару затеет, убью как собаку!
И будто водой холодной плеснул, сразу поостыли. Да, если и был в деревне человек такой, чтоб Шайтан его опасался, так то Бекир. Уж чего только Шайтан ни выделывал, каких фокусов ни выкидывал — не может к нему в душу забраться.
Обошел Бекир вокруг тойханы, подходит к музыкантам.
— А ну, — говорит, — играйте, да погромче! Повеселимся назло Шайтану! Свадьба да похороны раз в жизни бывают!
Поднял он большие свои руки и по кругу пошел. И парни, что в драку лезли, тоже в круг вышли, пляшут. Зурна ревет, с домов крышу рвет! И сразу народ: и молодые, и старые, и парни, и девки — все душой очистились. Даже бабка Фаты, уж на что вредна — есть-пить забудет, а злословить будет, — и та злиться забыла.
Пригорюнился Шайтан, сидя у людей в нутре, начал думать-мозговать, как теперь быть. Мельника сколько ни подбивал, ни окручивал, ничего не вышло — веселится Мельник. Начал Шайтан Фатьму обхаживать, да никак к ней в душу не проберется, она от Бекира глаз не отрывает. Увидела Мельника рядом, чуть не плюнула.
А Бекир кричит тем, кто ближе к дверям:
— Отворите, пускай проветрится!
Тут Шайтан — «оп!» — и выскочил из людей. В трубе засел. Глянул вниз, хотел снова в людей пролезть, а зурна ревет, по Шайтану бьет!.. Куда деваться, к кому приткнуться? Люди все на свадьбе гуляют, не к кому даже в сны встревать. Делать нечего, пошел, забрался в развалины, семя крапивное вылущивает да жрет! Вдруг видит, Домрул-удалец, раз — и юркнул в него! Но чует: кроме как на воровство, ни на что ему Домрула не подбить, сил не хватит. Давай нашептывать: «Бекирову корову со двора сведи! Сведи у него корову!» Крадется Домрул-удалец к Бекирову дому, а зурна как рванет!.. Остановился парень. «Ну чего? Чего ты?.. Иди за коровой!» Обернулся Домрул, слушает — откуда музыка. «Иди за Бекировой коровой!» А тут как раз «Узун дере» завели, в Домруле все косточки ходуном ходят, Шайтана мнут, он ведь в Домруле сидит, в нутре. Слушает Домрул зурну, и душа в нем светлеет.
— Чтоб ты проклят был, Шайтан!
И пошел Домрул-удалец туда, где музыка. Прикидывает Шайтан, чего ж теперь-то? Решил к Кази сунуться. Нырнул в трубу. Видит, спит Кази, жена рядом с ним. Кази лицом в одну сторону, жена — в другую. Шайтан — раз, обернулся сиротками и — к ней в сон — за милостыней. Жена Кази: «Пошли вон, голодные собаки!» — и прогнала всех. Домрулом обернулся, и близко не подпускает. Оборотился Мельником, помягчала… «Иди, — говорит, — принеси мне кольцо ханской жены, тогда…»
Отправился «Мельник» за кольцом — отсрочка, опять у Шайтана ничего не вышло. Он тогда раз — и Бекиром оборотился. Увидела его Казиева жена, обхватила за шею… Только она баба не дура, понимает, что сон, он и есть сон, давай живого звать: «Бекир! Бекир!» Проснулся Кази, слышит, жена другого зовет. Кази, он как-никак мудрец, думать стал, с чего бы его жене другого призывать. Не голодная, чтоб хлеба просить, не нагая — наготу прикрыть. Прикусил Кази палец, думает. Думал, думал, а потом как развернется да как влепит бабе затрещину! Та с испугу орать, Шайтан — шасть в трубу!.. Слуги слышат, хозяйка кричит, прибежали, воды несут. Шайтан хотел было в воду нырнуть, чтоб она его с водой выпила, да вспомнил, что вода черта не принимает. Со злости да с тоски решил он посреди села на коня вскочить, скачки устроить. Смешался с ветром и в тот же миг явился у Бекира на конюшне. Гнедой стоит, дремлет… Но только Шайтан из трубы рыло высунул, конь как заржет, сразу признал… Услыхали на свадьбе, плясать перестали. А один парень говорит: «Гнедого и то разобрало, как зурну услышал!..»
Бекир-то знал, что это Шайтан коня тревожит, но помалкивал, — чего ради средь веселья Шайтана поминать?
А Шайтан вскочил на гнедого, ноги под животом скрестил и сквозь запертые ворота на улицу. Скачет гнедой в ночи, сам думает: есть же где-то миру конец, а где миру конец, там и страху конец, летит, в ушах ветер свистит, конь от свиста того ускакать хочет, потому как знает: то не ветер свистит, то Шайтан ему в уши дышит, гриву в косы плетет.
Скакал, скакал гнедой, полмира обскакал, чуть не издох скакавши. И вдруг видит, стоит себе в стойле, как Бекир привязал, так и привязан. Только в мыле весь и грива в косички заплетенная. Понемножку отошел конь, успокоился, дремлет…
А Шайтану опять скучно. Опять его на свадьбу принесло, залез в трубу, сидит. Зурна потише поет, танец медленный — для невесты. Хотел Шайтан из трубы высунуться, поближе подобраться, да не тут-то было: забыли люди пакости да козни, веселятся. Бабка Фаты с Мельником танцует, даже светится вся. Танцует, жеманится, ну прямо как в двадцать лет танцевала, а старухе девичья повадка, что девичий наряд, — смеются люди.
Мельник даже про Фатьму забыл. В уголке ребятишки его собрались, смешно им, что отец со старухой пляшет, веселятся. И жена Мельникова — маленького росточка женщина — смеется, заливается.