Антология современной французской драматургии. Том II
Шрифт:
Ты успокоился теперь?
ПРОМЕТЕЙ. Лодка проплыла. Они прошли пролив, остался только след, бегущий за кормой.
ПАНДОРА. Ты счастлив?
ПРОМЕТЕЙ. Да. И когда на вершине той горы я укреплю знамя, все остальные будут тоже счастливы. Это знамя будет знаком того, что ты пришла напрасно. А теперь оставь меня.
ПАНДОРА. Тебе недостает выносливости. Вы полагаете, что существуют победы и поражения и что их звук отдается звоном
ПРОМЕТЕЙ. Ты больше ничего не можешь. И царство — наше, потому что песен для тебя уже не существует.
ПАНДОРА. Проклятая, самонадеянная раса.
КАРБОНИ. Пандора?
ПАНДОРА. Да?
КАРБОНИ. Можешь еще раз пройти эту сцену? Ну ту, лицом к публике?
ПАНДОРА. Мою речь?
КАРБОНИ. Да.
ПАНДОРА. Только не сейчас. Завтра.
КАРБОНИ. Как хочешь.
ПЕРВЫЙ. Что там, в ночи?
ВТОРОЙ. Корова сдохла. Ее нашли в реке.
ПЕРВЫЙ. Земля погибает.
ВТОРОЙ. У меня болят глаза. А в темноте мне легче. Днем воздух желтый и колючий.
ПЕРВЫЙ. Ты думаешь, здесь есть женщина?
ВТОРОЙ. Так говорят. Быть может, она прячется?
ПЕРВЫЙ. Тогда пусть побыстрее выходит. (Кричит.)Поторопись, ты слышишь?
ВТОРОЙ. Молчанье.
ПЕРВЫЙ. Тогда пошли посмотрим там, ближе к вокзалу.
ДЖИНА (невидимая). Эй!
ПЕРВЫЙ. Ах, где ты?
ДЖИНА (появляясь).Я здесь. Вас двое?
ПЕРВЫЙ. Да, а что?
ДЖИНА. Третий лишний.
ВТОРОЙ. Ты с двумя никогда не пробовала? Так веселей…
ДЖИНА. Вы ведь нездешние. Кто вам сказал?
ПЕРВЫЙ. В маленьком городке известно все.
ДЖИНА. Вы откуда? С юга?
ПЕРВЫЙ. Неважно.
ДЖИНА. Откуда это?
ПЕРВЫЙ. Неважно.
ВТОРОЙ. Иди вперед.
ДЖИНА. Тут мокро. Дождь
ВТОРОЙ. Да, скользко.
ПАНДОРА. Ну а ты, Мария?
МАРИЯ. Что я делала в то время?
ПАНДОРА. Да, что ты делала в то время?
МАРИЯ. Во мне было пусто и гулко. Так я существовала. В ожидании — малейшее потрясение с силой отдавалось во мне, и во всем чудилась опасность события. Как круги, расходящиеся от камня, брошенного в озеро или реку, я, как тебе сказать, я чувствовала себя так же, как в тот миг, когда впервые увидела море. Помню свой смех, кожу в пупырышках, купальник, меня трясло от безумия и наслаждения, хоть я и не понимала языка счастья, на котором море говорит с нами летом. Потом я бродила то тут, то там, но все говорили мне, что я зря трачу время, что в меня вселился дьявол. Я нашла работу в других городах и побывала даже в Германии с одним южанином, который работал там в ресторане. Помню свечи, утопленные в бутылках, запах пиццы и шумных прожорливых студентов. Там было так тоскливо, что я вернулась и с тех пор ничего не делала, пока не открылась передо мной одна дверь: конечно, не просто какая-то там дверь, но все-таки не та, о которой я мечтала. Но так надо было, в любом случае. Таков закон. Я сложила скатерти, убрала в шкафы стопки постельного белья и стала думать об иных мирах в этом мире, который становился все меньше. Все пронеслось, как легкое дыханье, и только пламя дрогнуло слегка.
ПАНДОРА. Ты так только говоришь, но все вибрирует вокруг тебя.
МАРИЯ. Нет, все спокойно, спокойно даже в моей душе.
ПАНДОРА. Но ты поешь.
МАРИЯ. Да, иногда, как все здесь. Но уже не так, как раньше. Мы помним мелодии, слова, но будто что-то древнее, забытое вдруг запевает в нас.
ПАНДОРА. То, чего уж больше нет?
МАРИЯ. Не знаю. Может, лучше, чтоб и не было. Теперь другие песни.