Антология восточно-христианской богословской мысли, Том II
Шрифт:
7. Тогда сторонники Философа принялись скорее шуметь, чем отвечать Фессалоникийцу, и [не получилось] ничего, кроме перепалки. Их сдерживали начальники и сам император, говоря: «Только лишь этим двоим [Григоре и Паламе] дозволено беседовать друг с другом». А так как те снова возмутились, Фессалоникиец молвил: «Да будет так: пусть скажут и они, лишь бы молчал Философ во время их речи. А после моего ответа, когда он вновь возьмет слово, тогда пусть помолчат они». Фессалоникиец спросил их: «Способностью создавать Бог владеет по природе или нет?» Они же не могли отрицать и сначала ответили: «По природе». Тогда Фессалоникиец вновь сказал им: «Итак, способность создавать есть сущность Бога или Божественная энергия?». Они же ответили: «Не сущность, но творение». Фессалоникиец говорит им: «Раз по вашим словам природное [качество] есть природа, а творить — природное [качество] Бога, при этом вы называете это природное [качество] творением, — тогда, по вашим словам, сущность Божия тварна» Они же возразили Фессалоникийцу: «Если способность создавать нетварна, то создания будут совечными Богу». Тогда Фессалоникиец сказал им, что создания не будут совечными, поскольку Бог сотворил их, когда пожелал. Но способность [Бога] создавать не есть создания: [ибо] создания суть результаты [творения], и Бог сотворил созданные сущности. Эти [творения] представляют собой сущности и качества. А «создавать» значит «творить»: таким образом, способность создавать не есть сущность, также она не является ни качеством, ни чем–либо из творений.
8. Они же его спросили: «Ты утверждаешь, что одно и то же — «способность создания» и «создавать»?» Фессалоникиец, представляя на примерах то, о чем толкует, ответил им: «И человек по природе всегда обладает способностью говорить и строить, и когда желает — строит, когда
9. Фессалоникиец на это [возразил]: «Огонь обладает способностью сжигать и способностью светить, но не обладает способностью желать. Поэтому огонь жжет и светит, хочет он того или нет, если можно так выразиться. А Бог вместе со способностью творить обладает и способностью желать. Потому способности огня сжигать и светить не являются подвластными воле, а творческая способность Бога подчиняется воле Бога. <…> Поэтому [Он] творит не вечно и не по необходимости, но когда желает. И отсюда доказывается различие нетварной сущности Божией, с одной стороны, и нетварной творческой способности и воления Его — с другой: ибб сущность Божия не подчиняется воле, посему и предвечное рождение Бога есть дело Божественной природы… а творение есть дело Божественного воления, ибо творения — из воления Божия, но не из сущности [Божией]».
Свт. Григорий здесь использует аристотелевский понятийный аппарат, так же как и заимствованный из сочинений Аристотеля пример, призванный иллюстрировать применение этого аппарата.
Традиционно в патристике, начиная, по крайней мере, со свт. Афанасия Александрийского, о творении говорилось как о том, что относится к воле Бога, а о рождении (Сына) как о том, что относится к Его природе; свт. Григорий в тексте Факрасиса доказывает, что способность творения есть природная способносгь в отношении Бога. Это положение свт. Григория не противоречит святоотеческому пониманию творения и не ведег к представлению о совечносги твари Творцу, в чем его пытались обвинить оппоненты, — потому что речь идет о способности творения, а не о самом творческом акте, который совершается посредством воли, т. е. о том, что условием некоего воления является способносчъ природы волящего к тому, чтобы произвести такой–то акт воления. –ументация свт. Григория построена исходя из двух момен тов: 1) различение возможности, или способности , и действительности; 2) указание на то, что способность есть нечто природное для ее носителя.
О способности (возможности) как о начале движения или изменения вещи, находящемся в ином по отношению к ней (или в ней самой, поскольку она иное для себя), Стагирит говорит в «Метафизике» ( 12; 1—8; К 9). Способность у Аристотеля противопоставляется энергии (еУ€/эу€), понимаемой в двух смыслах: в более общем — как конкретная действительность того, что может осуществиться разными способами, и в более узком — как действительность движения (в качестве процесса) к некоей конечной цели [1431] . Помимо этого, Аристотель говорит о предельном случае, когда разрыв между способностью и энергией перестает существовать (это случай, когда деятельность не имеет внеположенной для себя цели, но содержит свою цель в себе же [1432] ). Свт. Григорий в данном случае использует понятие способности именно в том аристотелевском смысле, где она противопоставляется действительности; ср. комментируемое место с отрывком из «Метафизики»:
1431
См.: «Не обо всем энергийно [сущем] говорится одинаково, [оно именуется так] разве что по аналогии… В одном смысле [энергия относится к возможности] как движение к способности [двигаться], в другом — как сущность к материи» (Метафизика 6, 1048bб–9, пер. А. Г. Чернякова, цит. по: Черняков А. Г. Онтология времени. Бытия и время в философии Аристотеля, Гуссерля, Хайдеггера. СПб., 2001. С. 59), анализ см. в изд.: Черняков А. Г. Онтология времени… Сс. 49–64.
1432
См. особенно: Метафизика 6,1048Ы8–35, а также: Никомахова этика 1174b6ff. В этом плане Аристотель проводит различие между энергией как деятельностью, содержащей свою цель в себе, и движением как деятельностью, имеющей внеположную себе цель.
Ясно, что возможность и действительность ( lb€) — не одно и то же… так что вполне допустимо, что нечто хотя и может существовать, однако не существует, и хотя может и не существовать, однако существует [1433] .
С другой стороны, Аристотель говорит о способности как о при–родно свойственном ее обладателю [1434] , и о том, что строительное искусство, как способность, находится в действующем [1435] . Именно на этот тезис опирается свт. Григорий, доказывая, что способность творить свойственна Богу по природе, а значит, Он обладает этой способностью нетварным образом. Ту же мысль, о том, что способность природно присуща ее носителю, призваны выразить и примеры, приводимые свт. Григорием. Эта примеры отсылают к парадигме, представленной в аристотелевском учении о способностях разумной души. Лрисготель различает способности, находящиеся в разумном существе, способном волить, и находящиеся в неодушевленных предметах [1436] . Последние могут производить действие лишь одного рода; первые, поскольку способны совершать разумный выбор, могут производить противоположные действия в разное время (подобным образом и свт. Григорий в приведенном отрывке, отвечая своим противникам, различает эти способности). Говоря о способностях разумного существа, связанных со способностью научения, Аристотель различает способность в смысле возможности научиться и способность в смысле возможности обученному человеку реализовать свою способность [1437] , приводя в пример, в частности, и случай строительства тем, кто обучен строить [1438] . Причем, ведя речь о способности научения, Аристотель говорит о ней как о выявлении свойств человеческой природы [1439] .
1433
Метафизика 3, 1047а 18–22, пер. А. В. Кубицкого, цит. по изд.: Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1. М., 1975. С. 238.
1434
Там же 6, 1048а28, ср.: Там же 12, 1019b 17.
1435
«Ясно, что в некотором смысле способность действовать и претерпевать — одна (ибо нечто способно и потому, что оно само имеет способность претерпевать, и потому, что другое способно претерпевать от него), а в некотором она разная: ведь одна из них находится в претерпевающем… а другая — в действующем, например теплое и строительное искусство: первое — в могущем нагревать, второе — в способном строить» (Там же 1, 19–27, пер. А. В. Кубицкого, цит. по изд.: Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1… С. 235).
1436
См.:
1437
«Мы говорим о чем–то знающем, во–первых, в том смысле, в каком мы говорим о знающем человеке, что он принадлежит к знающим и обладающим знаниями, во–вторых, в том смысле, в каком мы называем знающим того, кто владеет грамматикой. Каждый из них обладает возможностью не в одинаковом смысле, а один обладает ею потому, что принадлежит к такому–то роду, то есть материи, а другой потому, что он может что–то исследовать когда хочет, если только не будет внешнего препятствия. А тот, кто уже исследует, есть знающий в действительности (ivreXexeia), он в полном смысле слова знает, [например,] вот это А. Итак, оба первых суть знающие в возможности, но один из них — поскольку изменяется благодаря обучению и часто переходит от одного состояния к противоположному, другой же — иным способом, а именно от обладания знанием арифметики и грамматики и неосуществленности { cvcpyc) этого знания — к его осуществлению (то cvcpyciv)» (О душе 2.5, 417a22–417bl, пер. П. С. Попова, цит. По изд.: Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1… С. 406).
1438
Там же 417b7–8.
1439
Там же 417b16. Отметим также, что в святоотеческой традиции данное аристотелевское различение между двумя родами способностей человеческой души использовал свт. Василий Кесарийский в контексте описания присутствия Святого Духа в человеке, см.: «И как искусство в обучившемся ему, так благодать Духа в приявшем ее, хотя всегда пребывающая, но не непрерывно действующая, потому что и искусство в художнике находится как сила, в действие же приводится тогда только, когда он действует сообразно с искусством. Так и Дух, хотя всегда пребывает в достойных, однако же в случае только нужды действует или в пророчествах, или в исцелениях, или в других действиях сил» (Василий Кесарийский. О Святом Духе 26.61: PG 32, 180C–D).
342–348 (Candal):
14. Возлежащие рядом с Философом… сказали Фессалоникий–цу: «Мы утверждаем, что Бог потому именуется всемогущим, что может все, ты же называешь Его всемогущим, словно полагая, что Он обладает всякой силой нетварно. Тогда Его следовало бы называть «всякосильным»». А Фессалоникиец им [в ответ]: «Быть морщим — не есть сущность, но около сущности [1440] , и это опровергает вас, когда вы говорите, что Бог имеет только сущность и ипостаси, но не имеет сил и энергий. <…> Итак, Бог из–за того, что Он все может — всемогущ извечно; следовательно, Он извечно и нетварно обладает способностью. Посему и великий Дионисий в восьмой книге «О Божественных именах» пишет: «Бог называется Могуществом как заведомо обладающий и превосходящий в Себе Самом всякую способность» [1441] . Итак, сказав: «заведомое обладание», он научил нас, что Бог имеет все могущество извечно и нетварно, и, таким образом, Он — всемогущ.
1440
Около сущности [Божией] (как противопоставляемое бытию в сущности), или, с теми же смысловыми коннотациями, около Бога, — формула, восходящая к Филону (О том, что Бог неизменен 12.62; 17.78–81) и Плотину (Эннеады 2.6.1.16), воспринятая св. Афанасием и Каппадокийскими отцами, и через них святоотеческой традицией в целом.
1441
Ср.: Дионисий Ареопагит. О Божественных именах 8.2: PG 3, 889C–D.
15. Если же есть некто настолько неразумный, что и услышав о том, что Бог заведомо обладает всяческой способностью, не будет исповедовать, что Божественная природа обладает природными и нетварными силами, — пусть прислушается к мудрому Максиму, написавшему божественные словеса Иоанну [1442] , коему прозвище «Помощник» [1443] : «И по этой причине божественные отцы возвестили о двух природах у одного Христа, потому что увидели в Нем сущностные силы и энергии этих двух природ» И немного выше говорит: «Согласно божественным отцам мы знаем, что у одного Христа имеются многие и неисчислимые энергии человеческие и Божественные, и при этом — одна Божественная сущность, из которой происходят многие Божественные и безграничные энергии». <·.;>
1442
Вероятно, письмо написано около или немного ранее 643 г., т. е., с одной стороны, после того как прп. Максим встал на позицию жесткого диофелитства (отрывки из этого письма прп. Максим цитирует в ходе Диспута с Пирром, см.: PG 91, 329A–D), и с другой — когда было актуальным обсуждение взглядов папы Гонория.
1443
Имеется в виду авва Иоанн Симпон, написавший императору Константину III письмо в защиту папы Гонория после осуждения его в 641 г. Римским собором как монофелита, а также составивший по поручению папы Иоанна IV черновик «Апологии» папы Гонория.
16. …И опять Философ сказал. Фессалоникийцу: «Есть ли в Боге простота?» Фессалоникиец ответил ему: «Да, простота в Боге есть. Но спрошу твою философию: тварна ли простота Божия или нетварна?» Философ [так и] не смог ответить. Снова Фессалоникиец обратился к нему: «Если тварна простота, тогда простота стала присуща Богу не сразу, и значит, некогда Бог был составным. Но так как Бог прост извечно, то тотчас же спрошу твою философию: простота Божия является сущностью Божией или нет?» Тот не хотел ничего говорить в ответ. А Фессалоникиец привел слова [Григория] Богослова, ясно сказавшего: «Простота — не природа Божия» [1444] .
1444
Ср.: Григорий Богослов. Слово 45.3: PG 36,628В.
17. При этих словах Философ раскрыл свою книгу и, многократно перелистнув страницы, зачитал, что Сын по природе присущ Отцу, так что в Боге тождественны и неотличимы природа и природное, сущность и сущностное. Фессалоникиец попросил присутствующих обратить внимание на сказанное, и изрек, что природа и сущность в Боге — единое и неотличимое, а если так, то и тождественны и неотличимы природное и сущностное. А так как природа в Боге едина с сущностью [Божией] и неотличима от нее, то из благознающих никто не будет утверждать, что сущность Божия располагает природами. Ибо любое обладающее в чем–то отличается от обладаемого. Никто не говорил, что сущность обладает природой или природами, но все святые богословствовали, что Божественная сущность обладает природным и сущностным. И было приведено речение святого Максима, в котором сказано, что сущность Божия обладает сущностными энергиями и естественными изволениями. Итак, поскольку великий Максим возвестил, что их [энергий и изволений Божиих] — множество, а сущность — единственна, и сказал, что сущность обладает ими, тем самым он показал, что они чем–то отличны от сущности. <…>