Анж Питу (др. перевод)
Шрифт:
И вот, как мы уже говорили, в четверг, 1 октября состоялось это пиршество, навсегда вписавшее в анналы истории жестокую главу о недальновидности или даже слепоте королевской власти.
Король был на охоте.
Королева заперлась у себя, печальная, задумчивая и настроившаяся не слышать ни звона бокалов, ни шума голосов.
Мария Антуанетта обнимала сына, Андреа сидела подле. В углу спальни что-то вышивали две камеристки. Таково было ее окружение в тот день.
Понемногу во дворец стекались блестящие офицеры, все с яркими плюмажами
У дворцовой решетки толпа людей с бледными лицами, любопытная, внутренне напряженная, поджидала, разбирала, комментировала и веселье, и музыку.
Время от времени, словно шквалы далекой грозы, из отворенных дверей вместе с радостными возгласами вырывались клубы теплого воздуха, пахшего вкусной едой.
Это было довольно неосторожно: изголодавшиеся люди дышали запахами вина и мяса, эти мрачные, унылые люди были свидетелями чужой радости и надежд.
Пиршество проходило спокойно и без помех; офицеры, поначалу скромные и полные почтения к своим мундирам, беседовали тихо и сдержанно. Первые четверть часа все шло по установленной программе.
Подали вторую перемену блюд.
Господин де Люзиньян, командир фландрского полка, встал и предложил выпить за здоровье короля, королевы, дофина и всего королевского семейства.
Четыре этих восклицания, отразившись от сводов, донеслись до слуха стоявших снаружи печальных зрителей.
Затем встал какой-то офицер. Вероятно, это был умный и смелый человек, человек здравомыслящий, предвидевший, чем это все может кончиться, человек, искренне преданный королевской фамилии, в честь которой только что были произнесены столь громогласные тосты.
Он понял, что при этом забыт еще один, явно напрашивающийся тост.
И предложил выпить за здоровье нации.
Раздался шепот, перешедший в громкие крики.
– Нет! Нет! – принялись хором восклицать присутствующие.
И тост за здоровье нации был отклонен.
Теперь пиршество приняло свой истинный смысл, поток попал наконец в нужное русло.
Говорят, что предложивший этот тост человек был провокатором, желавшим устроить манифестацию протеста.
Как бы там ни было, но его слова возымели крайне неприятные последствия. Забыть о нации – еще куда ни шло, но оскорблять ее – это уже слишком: она станет мстить.
С этой минуты лед был сломан: за сдержанным молчанием загудели пылкие разговоры, послышались возгласы, дисциплина отошла в область преданий, и в зале появились драгуны, гренадеры, швейцарские гвардейцы, короче, все простые солдаты, находившиеся во дворце.
Стаканы наполнялись вином раз десять, появившийся десерт был буквально сметен со стола. Опьянение стало всеобщим, солдаты напрочь позабыли, что пьянствуют вместе со своими офицерами. Братание получилось самым настоящим.
Повсюду слышались крики: «Да здравствует король! Да здравствует королева!» А сколько цветов, сколько огней отблесками играло на золоченых сводах, каким многообразием счастливых мыслей зажигались лица, какою преданностью дышали все эти молодцы! Подобное зрелище для королевы было бы приятным, для короля – утешительным.
До чего ж не повезло королю и до чего ж печальна участь королевы: они не присутствуют на таком празднестве!
Тут же нашлось несколько угодников из числа слуг, которые бросились к Марии Антуанетте и не без преувеличений рассказали ей все, что видели.
Потухший взор Марии Антуанетты сразу же оживился, она вскочила. Значит, все-таки есть в сердцах у французов преданность и любовь к королю!
А следовательно, есть и надежда.
Королева огляделась сумрачным, огорченным взором.
В дверях один за другим стали появляться слуги. Они просили, они умоляли королеву прийти на пиршество, хотя бы только показаться там, где две тысячи восторженных людей криками «ура» поддерживают культ монархии.
– Король отсутствует, – печально отвечала она, – я не могу идти одна.
– Идите вместе с его высочеством дофином, – настаивали самые неосмотрительные.
– Государыня, – услышала она вдруг голос у самого уха, – оставайтесь здесь, заклинаю вас, оставайтесь.
Королева обернулась и узрела г-на де Шарни.
– Как! Разве вы не внизу, не вместе с этими господами? – удивилась она.
– Я ушел оттуда, ваше величество. Там царит возбуждение, последствия которого способны навредить вам так, что вы и представить не можете.
В этот день Мария Антуанетта была в дурном расположении, много капризничала и старалась все делать назло Шарни.
Она презрительно взглянула на графа и уже собралась было ответить ему какими-нибудь ничего не значащими словами, когда он почтительным жестом остановил ее и проговорил:
– Умоляю вас, государыня, дождитесь хотя бы короля, чтобы посоветоваться с ним.
Шарни хотел выиграть время.
– Король! Король! – вдруг послышались голоса. – Его величество вернулся с охоты!
Так оно и было.
Мария Антуанетта вскочила и бросилась навстречу королю, который был весь в пыли и даже не успел снять охотничьих сапог.
– Государь! – воскликнула она. – Там, внизу, разыгрывается спектакль, достойный короля Франции. Пойдемте! Пойдемте скорее!
Взяв короля под руку, Мария Антуанетта потащила его за собой, не обращая внимания на Шарни, который в ярости впился ногтями себе в грудь.
Держа сына другою рукой, она стала опускаться по лестнице в окружении толпы придворных; к дверям в театральный зал они подошли в тот миг, когда под крики: «Да здравствует король! Да здравствует королева!» бокалы осушались уже в двадцатый раз.
XVIII. Пир королевских гвардейцев
Когда королева вместе с королем и дофином появилась в театральном зале, раздался оглушительный приветственный вопль, похожий на взрыв.