Анж Питу (др. перевод)
Шрифт:
Женщины бросились на стражников, смяли их, ворвались в ратушу, и начался грабеж.
Они хотели выбросить в Сену все, что там найдут, а то, чего не сумеют унести, сжечь.
Итак, людей в воду, стены предать огню.
Задача предстояла грандиозная.
В ратуше было всех понемногу.
Во-первых, триста выборщиков.
Кроме того, там были их помощники.
Кроме того, там были мэры.
– Долгонько же нам придется кидать их всех в воду, – сказала некая торопливая, но здравомыслящая
– Только этого они и заслуживают, – отозвалась другая.
– Верно, но вот времени у нас нет.
– Ладно, тогда придется все сжечь, – подал совет чей-то голос. – Так будет проще.
Женщины стали искать факелы, потребовали огня. Чтобы не терять драгоценного времени, повесили для смеха аббата Лефевра д’Ормессона.
По счастью, в ратуше оказался и мужчина в серо-стальном кафтане. Он перерезал веревку, аббат упал с семнадцатифутовой высоты, подвернул ногу и поковылял прочь под злобный хохот мегер.
Аббату удалось уйти без помех лишь потому, что факелы уже были зажжены, поджигательницы взяли их в руки и двинулись в сторону архивов. Минут через десять все вокруг запылало.
Внезапно человек в сером бросился вперед и стал вырывать у женщин факелы и головни; те стали сопротивляться, но он принялся охаживать их одним из факелов и, когда огонь подобрался к юбкам, потушил пламя, которое уже начало лизать бумаги.
Кто же этот человек, не побоявшийся противостоять могучей воле десяти тысяч взбешенных фурий?
Почему они подчинились этому человеку? Ведь они чуть было не повесили аббата Лефевра и сделали бы это, не помешай им мужчина в серо-стальном кафтане.
Рассудив таким образом, женщины исступленно завопили, угрожая человеку смертью; за угрозами последовали и действия.
Окружив человека в сером, женщины набросили ему на шею веревку.
Но тут в дело вмешался Бийо и оказал Майару такую же услугу, какую тот чуть раньше оказал аббату.
Схватившись за веревку, фермер разрезал ее на несколько частей с помощью хорошо наточенного острого ножа, который сейчас послужил владельцу для разрезания веревки, но при необходимости, управляемый сильной рукой, мог бы послужить и для других целей.
Кромсая веревку на кусочки, Бийо воскликнул:
– Несчастные! Разве вы не узнаете одного из покорителей Бастилии? Это ведь он прошел по доске, чтобы потребовать капитуляции, пока я барахтался во рву. Как же вы не узнали господина Майара?
Услышав это известное и грозное имя, женщины остановились. Переглянувшись, они принялись утирать лбы.
Работа у них была тяжелая, и поэтому, хотя на дворе стоял октябрь, женщины взмокли.
– Покоритель Бастилии! Да к тому же славный господин Майар! Господин Майар, привратник в Шатле! Да здравствует господин Майар!
Угрозы тут же сменились ласками: женщины принялись целовать Майара, то и дело восклицая:
– Да здравствует Майар!
Майар переглянулся с Бийо и пожал ему руку.
Рукопожатие означало: «Мы друзья».
Взгляд означал: «Если вам понадобится моя помощь, можете на меня рассчитывать».
Женщины подпали под влияние Майара еще и потому, что понимали: он был не совсем прав, простив их.
Но Майар, опытный матрос в людском море, понимал, что это море предместий начинает волноваться от одного порыва ветерка и успокаивается от одного слова.
Он знал, как следует говорить перед людским морем – если, конечно, тебе дадут такую возможность.
К тому же момент для обращения к женщинам был удобный: они затихли.
И Майар сказал: он не желает, чтобы парижанки разрушили Коммуну, то есть единственную силу, способную их защитить, он не желает, чтобы они уничтожили свое новое гражданское состояние, благодаря которому все их дети стали законными.
Необычные слова Майара, произнесенные резким, хриплым голосом, дали желаемый результат.
Никто не будет убит, ничто не будет предано огню.
Но женщины хотят идти на Версаль.
Там кроется зло, обитатели Версаля устраивают ночами оргии, а Париж тем временем голодает. Версаль съедает все. Парижу не хватает зерна и муки, потому что они идут прямиком из Корбейля в Версаль и в Париже не задерживаются.
А дело обстояло бы иначе, если бы Булочник, Булочница и Маленький Подмастерье находились бы в Париже.
Под этими прозвищами женщины имели в виду короля, королеву и дофина – тех, кто, по их мнению, обязан был снабжать народ хлебом.
Итак, они идут на Версаль.
А поскольку женщины организованы в войско, поскольку у них есть ружья, пушки, порох, а у тех, кто не имеет ружей и пороха, есть пики и вилы, им необходим генерал.
А почему бы и нет? Ведь есть же генерал у национальной гвардии.
Лафайет – генерал над мужчинами.
Майар будет генералом над женщинами.
Господин де Лафайет командует своими лодырями-гренадерами, которых, похоже, держит в резерве, – ведь работы для них так много, а они почти ничего не делают. Майар станет командующим действующей армией.
И не подумав улыбнуться или нахмуриться, Майар согласился.
Кампания будет недолгой, но решающей.
XX. Генерал майар
Майар принял командование над самой настоящей армией.
У нее были пушки – без лафетов и колес, это верно, но их положили на тележки.
У нее были ружья – многие без собачек или бойков, это верно, но зато все со штыками.
У нее была масса другого оружия – не очень-то удобного, это верно, но тем не менее оружия.