Анжелика и ее любовь
Шрифт:
Он неотрывно смотрел в глаза Абигель, и та покраснела от непривычного для нее мужского внимания.
«Если он ее коснется, я закричу», – подумала Анжелика.
Рескатор взял Абигель за руку, и Анжелика вздрогнула, будто это она ощутила его прикосновение.
Он повел Абигель на нос корабля и начал что-то показывать ей вдали, какую-то далекую белую полоску, сияющую в лучах солнца. Это были льды, о которых все уже успели забыть из-за неожиданно пришедшего тепла.
Потом, непринужденно облокотившись на перила, он с улыбкой на губах (они нисколько не изменились, остались
Анжелика представила себе, как сейчас должна себя чувствовать Абигель. Поначалу напуганная знаками внимания со стороны столь грозной особы, она понемногу успокоится и поддастся обаянию его ума. Ободренная тем, что ее понимают, увлеченная разговором, побуждаемая обнаружить все лучшее, что в ней есть, она оживится, и сразу станет заметно, какой ясной, умной красотой отмечено ее нежное лицо, что в другое время не всегда разглядишь из-за ее чересчур строгого воспитания. Она будет говорить замечательно, будет высказывать тонкие суждения и в устремленном на нее взгляде прочтет полное одобрение.
Простая беседа с ним запечатлеется в ее памяти так, будто эти несколько минут она прожила в ином мире, совершенно непохожем на мир ее единоверцев.
Вот так этот обольститель безошибочно находит путь к женским сердцам.
«Но только не к моему! – злилась Анжелика. – Он нисколько не утруждает себя старанием понравиться мне – скорее, наоборот».
Так же безошибочно, как он умел очаровывать, он сумел уязвить ее в самое сердце.
«Чего он добивается, у меня на глазах околдовывая Абигель? Хочет вызвать у меня ревность? Продемонстрировать мне свое безразличие? Дать понять, что, по его мнению, мы оба свободны? И почему именно Абигель?.. Должно быть, он считает себя выше всех законов, и человеческих и божеских. Выходит, узы брака для него ничто. Ну ничего, я заставлю его понять, что законы все-таки существуют и что для него они писаны тоже. Я его жена и ею останусь. Я его не отдам…»
– Не колотите так сильно вальком, – снова заговорила госпожа Каррер, стиравшая в той же лохани и в той же скупо налитой воде. – Вы истреплете белье. А мы не скоро сможем купить другое.
Неужели он думает, что она попадется на эти его грубые уловки и предоставит ему удобный случай отыграться, свести с нею счеты? Она жила при дворе, в этом змеином гнезде, но и там не дала втянуть себя в гнусные интриги придворных. Не поддастся она и теперь, хотя он сумел сделать ей очень больно – ведь он, Жоффрей, всегда был ее вечной любовью.
Нет, она не станет цепляться за него, если он ее не желает и тем более не станет расписывать, как трудно ей жилось, о чем он, кажется, и не подозревает. Насильно мила не будешь, а пытаться вызвать в мужчине угрызения совести, чтобы тем самым вернуть любовь – это и мелко, и глупо. К чему напоминать ему, что на дно жизни она скатилась из-за него? Ведь он в то время тоже был вынужден защищать свою жизнь. И ей неведомо, какие ужасы он при этом испытал. О них знает он один. Если она его по-настоящему любит, она не станет добавлять к его прежним страданиям новые.
Твердо решив, что не даст свести себя с ума,
Она словно друга полюбила старину «Голдсборо» за то, что он помогал им не удаляться друг от друга. Поскрипывающее суденышко, такое одинокое в свинцовых водах океана, соединяло их и удерживало от непоправимых поступков.
Ей хотелось, чтобы их плавание никогда не кончалось.
Рескатор простился с Абигель и ушел с бака, спустившись по трапу у правого борта.
Госпожа Каррер подтолкнула Анжелику локтем и, нагнувшись к ней поближе, прошептала:
– Я с шестнадцати лет мечтала, чтобы какой-нибудь пират вроде этого похитил меня и увез по морю куда-нибудь на чудесный остров.
– Вы? – проговорила ошеломленная Анжелика.
Жена адвоката весело подмигнула. Это была похожая, на черную муравьиху женщина, очень деятельная и абсолютно непривлекательная. Ее сшитый по моде провинции Ангумуа чепец, всегда туго накрахмаленный, был до того высок, что казалось, вот-вот раздавит ее хрупкое тело. Однако на самом деле Марселла Каррер была женщина крепкая и произвела на свет одиннадцать детей. Блеснув глазами за стеклами очков, она подтвердила:
– Да, я. Что поделаешь, у меня всегда было живое воображение! Я и сейчас иногда вспоминаю об этом пирате из моих грез. Представляете, что со мной было, когда я увидела точно такого же живьем, да еще в нескольких шагах от себя! И посмотрите, как богато он одет! И потом эта маска – меня от нее прямо в дрожь бросает.
– А я, красавицы мои, скажу вам, откуда он, – провещала госпожа Маниго таким тоном, каким объявляют важные известия. – Не в обиду госпоже Анжелике будь сказано, но я думаю, уж не знаю ли я о нем больше, чем она.
– Это бы меня весьма удивило, – сквозь зубы бросила Анжелика.
– Так говорите же, что вы знаете, – защебетали дамы, тут же подойдя поближе. – Он испанец? Итальянец? Турок?
– Ничего подобного. Он из наших краев, – изрекла кумушка с торжествующим видом.
– Из наших краев? Из Ла-Рошели?
– Разве я сказала – из Ла-Рошели? – Госпожа Маниго пожала своими широкими мясистыми плечами. – Я сказала, что он из наших краев – это значит, оттуда же, откуда и я.
– Из Ангулема? – хором воскликнули ларошельские дамы в порыве возмущения и недоверия.
– Не совсем, немного южнее. Из Тарба.., или из Тулузы, да, скорее всего из Тулузы, – добавила она нехотя. – Но все равно он дворянин из Аквитании, гасконец, – пробормотала она с гордостью, и ее заплывшие жиром глазки победоносно сверкнули.
У Анжелики перехватило горло. Она готова была расцеловать толстуху, но сдержалась, сказав себе, что с ее стороны глупо так расчувствоваться из-за вещей, которые того не стоят. Какой прок от воспоминаний здесь, на краю Моря Тьмы, где холодными вечерами по небу разливается играющее всеми цветами радуги сияние… Воспоминания – как засушенные цветы с частицами родимой земли на корнях, которые каждый носит у сердца.