Анжелика и ее любовь
Шрифт:
– Меня беспокоит мой племянник, – продолжала между тем тетушка Анна, перейдя, по всей видимости, на другую тему. – Для вас, госпожа Анжелика, не секрет, что в последнее время его характер очень изменился. Но нельзя допустить, чтобы разочарование побудило его к безрассудству.
– Вы хотите сказать, что оружие здесь спрятал мэтр Берн? Но с какой целью? И как он смог его раздобыть?
– Этого я не знаю, – сказала старая дева, качая головой, – но на днях я слышала, как господин Маниго сказал: «Ограбить грабителя – не грех».
– Возможно ли? – прошептала Анжелика. – Неужели наши друзья замышляют что-то дурное против человека,
– Они подозревают, что он желает им зла.
– Подозревают? Не лучше ли сначала удостовериться?
– Они говорят, что тогда уже будет поздно.
– Но каковы их планы?
Ощущение, что за ними наблюдают, заставило их оборвать разговор. Словно по волшебству возникнув из темноты клетушки, за их спинами стояли два матроса и глядели на них с нескрываемым подозрением. Они с сердитым видом подошли к женщинам ближе, что-то быстро говоря по-испански. Анжелика достаточно знала этот язык, чтобы понять смысл сказанного.
Она тут же отступила, уводя с собой тетушку Анну и шепча ей на ухо:
– Они говорят, что это оружие их, и нам незачем сюда соваться, и еще говорят, что болтливым женщинам подрезают языки. – И с некоторым облегчением добавила:
– Вот видите! Ваши опасения не оправдались. Это оружие экипажа.
– Оружие экипажа не должно валяться под вязанками соломы! – не терпящим возражений тоном сказала тетушка Анна. – Я знаю, о чем говорю. Как-никак, мои предки были корсарами. И потом, почему эти грубияны грозятся подрезать нам языки, если у самих у них чистая совесть? Послушайте, госпожа Анжелика, не могли бы вы при случае сказать монсеньеру Рескатору о том, что я вам сейчас показала?
– Вы думаете, я у него в такой милости, что осмелюсь пойти давать ему советы по поводу действий его команды? Представляю, какой он оказал бы мне прием! Он слишком преисполнен гордыни и высокомерия, чтобы выслушивать женщину, кто бы она ни была!
Анжелике вдруг стало очень горько. Всякий раз, когда к ней обращались, как к тайной советчице хозяина корабля, она с особой остротой осознавала, какой чужой и далекой стала она для того, с кем должна была бы делить все радости и печали.
– А я-то думала… – задумчиво проговорила тетушка Анна. – Но все-таки вас с этим человеком что-то связывает. Ваше прошлое, не так ли?.. Между вами двумя есть какое-то сходство. Знаете, как только я его увидала, то сразу поняла, что у моего бедного Габриэля больше нет ни единого шанса завоевать вас. Однако этот ваш капитан внушает нашим единоверцам страх и к тому же не дает себе ни малейшего труда его рассеять. Правда, я все равно ему доверяю. Странно, но я почему-то твердо убеждена, что он человек мудрый и стремится к добру. И потом.., он большой ученый.
Ее щеки слегка порозовели, словно ей стало неловко за свой неуместный энтузиазм.
– Он дал мне почитать замечательные книги.
Она развернула широкий шелковый шарф, которым они были любовно обернуты, и показала Анжелике два тома в кожаных переплетах с красными обрезами.
– Это редчайшие издания! «Основы аналитической геометрии» Декарта и «Об обращении небесных сфер» Коперника. Во Франции я много лет мечтала их прочитать, но их нельзя было достать даже в Ла-Рошели. И вдруг Рескатор вручает их мне посреди океана. Вот чудеса!
Тетушка Анна уселась на полу, подстелив под себя сложенный плащ, и прислонилась худой спиной к неровной переборке.
– Сегодня вечером я
Анжелика поняла, что кроткая старая дева нечасто чувствовала себя такой счастливой.
«Жоффрей всегда умел очаровывать женщин, – подумала она. – В этом он ничуть не изменился».
Она также узнавала его удивительную способность выворачивать людей наизнанку: так, из спокойного, уравновешенного человека, каким прежде был мэтр Берн, он сделал буйствующего безумца, а такую мегеру, как госпожа Маниго, – превратил в женщину почти добродушную.
Все переменилось, все перевернулось вверх дном. На суше мужчины всегда были на стороне Анжелики, тогда как женщины чаще всего только терпели ее с кислой миной. Здесь же, наоборот, женщины искали ее общества, зато мужчины начали смотреть на нее как на врага. Древний, таившийся где-то в глубине сердец инстинкт предупреждал их, что между ними и ею встал похититель – и что он, ко всему прочему, иной, чем они, породы. До чего же доведет их эта злоба, смешанная с недоверием и подозрениями, что их хотят каким-то образом облапошить…
А маленькую Онорину распирала тайная гордость. Наконец-то она нашла себе могучего покровителя, который будет защищать ее на этом гадком корабле, где ее все время валит на пол – у нее уже распух нос, а на лбу здоровенная шишка
– и где все-все, даже мама, вдруг совсем о ней забыли.
Желая убежать из этого ненавистного мира, чье полное равнодушие к ней было даже ужаснее, чем злоба, она прыгнула в море, чтобы волны унесли ее в страну, где она найдет себе больших и сильных братьев и того, кто будет еще больше и сильнее, – своего отца.
Но море, которому она доверилась, тоже предало ее и нежданно провалилось под ее ногами.
Это море, которое несло на своих волнах и льды, и птиц, не захотело нести ее, Онорину. Птицы вдруг стали злыми и попытались выклевать ей глаза. Но тут из воды появился ее друг.., лицо у него колется, как спинка у ежика… Это был Колючий Каштан! Он прогнал злую морскую птицу, а ее взял на руки как раз тогда, когда противная соленая морская вода уже забралась ей в рот.
Потом Колючий Каштан отнес ее на корабль, где за ней весь вечер ухаживала мама. И теперь у нее есть друг – Колючий Каштан. У него черные вспухшие царапины там, где его поранила птица. Онорина легонько гладила их пальчиками. «Это чтоб ты скорее поправился», – говорила она.
Сицилиец был поражен, увидев у нее на шее маленькую оловянную иконку с изображением Божьей Матери.
– Per Santa Madona, е cattolica, ragazzina carina?.. note 24 Клянусь Мадонной! Милая девочка, стало быть, ты католичка? (итал.).]. Онорина не поняла его слов, но это ее не заботило. Уже одного его приветливого тона было достаточно, чтобы наполнить ее душу блаженством.
– Ты мой отец? – спросила она с вдруг вспыхнувшей надеждой.
Сицилиец удивился, затем рассмеялся. Он замотал головой и что-то быстро залопотал по-итальянски, сопровождая речь выразительной мимикой, из которой Онорина поняла, что он не ее отец и очень об этом жалеет.
Note24