Анжелика и заговор теней

Голон Анн

Я работал в лаборатории на свой страх и риск. Если бы какой-нибудь меценат снабжал мою лабораторию новейшими аппаратами, приборами, освобождая мне время для чисто научных занятий! Если ученому приходится заниматься вопросами снабжения, он уподоблялся птице с подрезанными крыльями. Он хочет устремиться вперед, он видит, он знает, но не может. Ему не хватает средств…времени…покоя… Его гонят, преследуют, ссылают из страны в страну Ах! Если бы можно было укрыться как в келье, стать невидимкой. Не замечать ни дня, ни ночи, быть свидетелем чудесных открытий, бесконечного обновления! Знать, что у тебя

есть власть, идти вперед, как можно дальше отодвигать границы человеческого познания.

– Я не верю вам, – прервал его Виль д'Эвре. – Вы в большей степени эпикуреец, чем ученый человек. Вам нравится подобная деятельность. А слава? А имя?

– Пустяки!

– А женщины, мой дорогой? Вы, что же, спокойно проходили мимо них?

– Я никогда не говорил, что ученый, увлеченный любимой работой и сложными научными задачами, должен отказаться от радостей жизни.

– Живя среди реторт, можно и засохнуть, – сказал Грандбуа.

– Что составляет радость жизни для увлеченного человека, объяснить очень трудно. Мулай Исмаил, султан Марокко, кровожадный, привыкший к роскоши и сладострастию, сказал мне однажды, что его самое любимое занятие – творить молитвы. Если бы он не был королем Марокко, он стал бы самым ярым аскетом-пустынником.

– Вы хотите сказать, что наука тоже таит в себе тайные соблазны?

– Да!

И улыбка, которую так любила Анжелика, тронула губы Рескатора.

– Бассомпье, смелее! Ваш черед.

Бывший пират Золотой Бороды покраснел. Это был еще молодой человек, красивый, любезный, получивший воспитание кавалера, ловкий дуэлянт. Он выбрал путь приключений. Он не видел большой разницы между сражениями корсаров или королевских моряков. Поэтому и устремился туда, где был большой шанс овладеть фортуной. Смерть его невесты Мари-ла-Дюс омрачила его характер, наложила отпечаток горечи на его лицо.

– Я хотел бы быть старшим братом в семье, не столько из-за желания богатства и почестей, сколько из желания владеть имением, где мы живем. Я хотел бы его улучшить, украсить, чтобы устраивать там роскошные праздники. Как фуке в Во-ле-Викомия. Я хотел бы иметь небольшую свиту из писателей и артистов; я занялся бы классическим образованием, у меня ведь вкус к возвышенному. Вот мой брат живет при Дворе, душит налогами своих крестьян, чтобы поддерживать свой престиж в обществе. Я хотел бы забыть это.

– А какова разница в возрасте между вами?

– Мы – близнецы.

– Почему вы его не убьете? – спросил простодушный Виль д'Эвре.

– Чтобы не убить его, я и убежал из дома!

– Кто знает, может быть, уже недалеко то время, когда он уступит тебе место, – заметил Гранфонтэн.

– У него есть сыновья.

– Не стоит сокрушаться, мсье Бассомпье, – вмешалась в беседу Анжелика. – Сегодня осталось не так уж много земель, которыми владеют принцы, король этого не терпит. Вы все равно лишились бы своих владений.

Затем заговорил Эриксон. Он удивил всех, заявив, что хотел бы быть польским королем.

– Почему королем Польши? – спросил Виль д'Эвре.

– Так.

Вот так мечта! Лишь бы иметь власть. Никто не знал хорошо историю Польши. Мысли расплывались, вино циркулировало в крови. Люди забывали о еде, слушая саморазоблачения.

Один говорил о том, о чем слушатель никогда и не мечтал, другой рассказывал о жизни, которая промчалась перед его носом. Кое-кто почесывал затылок, уверяя, что он все же победит судьбу и что будет жить лучше, но не знал, когда это произойдет. Грандбуа признался, что у него была только одна мечта: стать очень богатым, носить парик, ездить в карете, иметь слуг и служанок и никогда не уезжать из своего жилища. В Акадии он проводил свое время в горах и лесах, плавал на лодке по рекам, ходил на яхте во Французскую бухту. Но к несчастью, его карманы всегда были пусты. Там не задерживалось ни одного экю. Прощай замок, карета, спокойная жизнь!

Но что бы вы делали каждый день в своей сеньории? – спросила Анжелика – Я играл бы в карты, наказывал слуг, выращивал бы розы, лечил бы свою подагру, и каждый вечер находил бы в своей постели женщину.

– Разных женщин?

– Нет всегда одну и ту же. Женщину, которая принадлежала бы только мне. Я не люблю спать один, мне бывает холодно и страшно. Жизнь на реке Сен-Жан не была для меня удачной Мне не везло. Индианки… Тьфу! О, извините, мадам.

– Мсье интендант, теперь очередь за вами.

– Мне не в чем признаваться.

– Скажите мне, – взмолилась Анжелика беря его за руку.

Этот жест сломил сопротивление Жана Карлона.

– Ну ладно! Когда мне исполнилось восемнадцать лет, у меня была встреча.

– Она была красива?

– Нет.

– Тогда?

– Речь не о женщине!

– Ах!

– А кто же это был? – спросила она тихо.

Мольер, почти неслышно произнес он. Затем он оживился. Его звали тогда Поклепом Мы вместе с ним занимались юриспруденцией, готовясь стать адвокатами. Жан-Батист часто сочинял трагедии и ставил спектакли. Следуя его примеру я решил посвятить себя театральному искусству Но мой отец поколотил меня. Сказал, что я буду предан проклятию, что меня похоронят без покаяния, как собаку, вне кладбища. Его можно понять. И я пошел по пути, начертанному отцом.

– И вы имели успех на этом поприще, – заметила Анжелика. – А Мольер – на своем. Однако я скажу вам, мсье Карлон, не жалейте ни о чем. У комедиантов безумная жизнь.

Ваш соученик знает, какой дорогой ценой приходится смешить Двор. Лучше быть в партере, чем на сцене.

– Итак, мы все удовлетворены своей судьбой, – заключил Пейрак, поднимая свой бокал. – Мсье Карлон, вы не преданы проклятию. Что касается меня, я благодарен своему тернистому пути, который привел меня к встрече г вами в этот вечер, в Канаде. Выпьем же за наши жизненные пути! За наши успехи! За наши мечты! За Мольера! – обернулся он к Карлону.

– За Мольера! тихим голосом отозвался тот, и его глаза увлажнились.

Когда были подняты бокалы с красным вином, послышались далекие аккорды гитары Кантора, ей аккомпанировали флейты и арфы. Чистые голоса пели: «Жаворонок, славный жаворонок'»

– Молодость не знает того, что знаем мы, – сказал Виль д'Эвре. – Эти юноши не знают, что в их рукаве спрятана карта, которая никогда не будет в игре.

Они долго еще пили. В глубине бокалов сверкало солнце, проплывали тени, виноградные гроздья мерцали в тени виноградников.