Анжелика в Новом Свете
Шрифт:
Нечеловеческий хриплый вой снова потряс воздух. Госпожа Жонас и Эльвира судорожно вцепились в Анжелику, и она уже не знала, кого успокаивать в первую очередь – их или перепуганных детей, уткнувшихся к ней в колени: «Не бойтесь, их крик звучит так громко только потому, что они кричат все вместе!..».
На этот раз индейцам ответили. Едва замер их клич, как раздались два мощных взрыва, один на самом берегу реки, за спинами ирокезов, второй где-то среди скал, поднимавшихся над фортом. Огромные каменные глыбы взлетели в воздух и с ужасным грохотом, который тут же повторило и усилило эхо, рухнули на землю. Ветер паники подхватил
– Что все это значит? – спросил побледневший Уттаке.
– Твои братья приветствовали меня боевым кличем. Я отвечаю им на их приветствие. Разве ты забыл, что я Человек Гром? – И добавил, иронически взглянув на него:
– Чего ты боишься, Уттаке? Чего боятся они? Ведь это просто летят камни.
Вождь могавков пристально смотрел на него.
– Чего хочешь ты от меня?
– Поговорить с тобой и с твоими воинами о возмездии за пролитую кровь.
– Чем можешь ты расплатиться с нами за кровь наших вождей?
– Поговорим, и ты узнаешь…
Уттаке повернулся к ирокезам и на чем свет стоит начал бранить их. Но его ослабевший голос не повиновался ему и звучал слишком тихо. Тогда ему на помощь пришел Никола Перро, приставив к губам руки, он прокричал:
– Собаки! Шакалы трусливые! Куда вы? Назад! Ведь это просто падают камни. Пусть военачальники выйдут вперед. Мы будем сейчас говорить о расплате за кровь…
Понемногу воины пришли в себя. По всему было видно, что ирокезы склоняются к переговорам. Это уже было большой уступкой. По традиции переговоры полагалось вести сидя и противники не должны были выказывать друг другу враждебных чувств.
Вожди во главе со старым Тахутагетом вышли вперед. Его безобразное, изрытое оспой лицо было сумрачным. Но вслед за ними поднялись и все другие индейцы, они бросились наверх и, затопив склоны холма, расселись и разлеглись прямо на земле. На солнце запах, исходивший от их намазанных медвежьим салом голых тел, был нестерпим. Сотни черных, загадочно поблескивавших глаз образовали магическое кольцо, сомкнувшееся вокруг Катарунка.
– Отступать-то больше некуда, – пробормотал Маколле. – Вот как получилось. Присядем и мы, сударыни. Отсюда нам все будет хорошо видно. Если Перро подаст знак, что дело худо, что нет больше надежды, нам с вами придется перебираться в убежище.
– Ой, сколько же их! – прошептала Анжелика.
– Бывает и больше. К тому же они и вооружены плохо, да и, видать, сильно устали. Эти головорезы явились сюда, должно быть, сразу после боя. С нашим-то оружием тут и делать нечего.
– Мой муж собирается все уладить мирным путем.
– А почему бы не попробовать… В этой стране, пока жив, можно надеяться на все, что угодно. Правда, на сей раз дело трудное, ведь убиты их великие вожди. Но попытка не пытка.
И старик, махнув рукой сидящему поблизости от них ирокезу, что-то прокричал ему, приподняв свой красный шерстяной колпак.
– Я сказал ему, чтоб не трудился снимать с меня скальп, это уже сделано.
– И он расхохотался.
– У вас еще хватает сил шутить! – с завистью взглянув на него, воскликнула госпожа Жонас.
– Такой уж я уродился, и умирать, видно,
Тем временем Уттаке, оба канадца и граф де Пейрак уже опустились на землю напротив ирокезских вождей. Люди де Пейрака встали позади своего хозяина. В их позах не чувствовалось никакого напряжения, на первый взгляд они держались даже несколько беспечно. Но Анжелика, следившая за ними краешком глаз, видела, что все они готовы к боевой тревоге, каждый точно знает свою роль. И все держатся начеку. Иногда кто-нибудь отправлялся в форт, потом возвращался оттуда. Должно быть, каждый шаг у них был строго рассчитан. Глядя, как четко действуют эти люди, многие из которых казались ей несимпатичными и даже ненужными в Катарунке, она поняла, как тщательно отобрал их де Пейрак для своей экспедиции в Новый Свет. Конечно, у каждого из них были свои недостатки, но все они были слепо преданны де Пейраку, готовы к любым испытаниям, а в минуту опасности становились хитрыми, как змеи.
Граф де Пейрак начал с того, что при посредстве Никола Перро напомнил ирокезским воинам о тех соглашениях, к которым они пришли со Сванисситом перед самой его смертью.
Со своего места Анжелика хорошо видела все, что происходит на переговорах, она могла следить за выражением лиц, слышала раскаты голоса Никола Перро, который неутомимо переводил ирокезам речь графа де Пейрака и потом пофранцузски повторял все, что говорили ирокезы, не пропуская ни одного слова, даже если это был сплошной поток брани и угроз.
Она увидела, как поднялся во весь рост ее муж в своем великолепном одеянии и, устремив на ирокезов огненный взгляд, заговорил. Он напомнил им, какие подарки он сделал ирокезам и как высоко оценил их Сваниссит. Потом он сказал им, что только вчера заключил договор о мире – доказательством чему служат драгоценные вампумы – с их мудрым и осторожным вождем, который в течение двадцати лет водил их по Тропе Войны. Этот договор распространялся на всех белых, состоявших на службе у графа де Пейрака, и всех его союзников, какой бы национальности они ни были: французов, англичан, испанцев или фламандцев. Особый знак должен был обеспечивать им неприкосновенность.
В свою очередь де Пейрак давал обязательство не поднимать оружия против ирокезов, даже если бы к этому его склоняли его соотечественники из Квебека или абенаки и алгонкины, с которыми он тоже подписал мирные соглашения.
Белые также обещали – на этом особенно настаивал старый вождь – не продавать водку народам Длинного Дома и не втягивать их в торговлю бобровыми шкурами, ибо это отвлекало их от землепашества и охоты на оленя.
Как родной отец, Сваниссит до последнего дыхания думал о том, как спасти свой народ от двух страшных соблазнов, грозящих ему вырождением и неминуемой гибелью от голода: он пытался уберечь их от водки и от бойкой торговли мехом.
Ирокезы, подстрекаемые расчетливыми белыми купцами к охоте на бобров, забрасывали свои привычные занятия, обработку земли и жестокими, слишком долгими зимами целыми племенами вымирали от недостатка заготовленной впрок пищи. Третьим и, может быть, самым сильным искушением для ирокезов была война. Сваниссит объяснил это де Пейраку. Обо всем подумал старый вождь, пытаясь отвести от своего народа опасность, грозившую ему уничтожением, внушая ему необходимость жить в мире, жить в мире хотя бы с одним белым – с Человеком Громом – и его племенем.