Анжелина и холостяки

О'Рейлли Брайан

С началом третьего триместра ее беременности друзья приняли коллективное решение, что ей пора сворачивать свои кулинарные упражнения и постепенно сосредоточиться на подготовке к родам. Сначала об этом заговорила Джиа, потом Тина, а следом и все, собирающиеся за столом Анжелины, поддержали идею. Джентльмены сами позаботятся о себе некоторое время, до крестин, а уж там, бог даст, Анжелина вернется к своим обязанностям, «насколько позволит материнство».

Джерри, после их грандиозного шопинга, настоял, чтобы она даже

не думала благодарить своих клиентов – ни по отдельности, ни за общим столом, – поскольку, как он пояснил, некоторые вложили больше денег, чем остальные, и не хотят, чтобы кто-нибудь почувствовал себя неловко. И вообще, как сказал Джерри, это их «мужские дела». Хотя невозможность хотя бы отчасти выразить благодарность тяготила Анжелину, она пообещала вести себя как ни в чем не бывало и уважать чужие желания. Не поймешь этих мужчин и сложные отношения между ними.

Анжелина посещала акушерку, рекомендованную доктором Витале, Ли-Анн Фитцпатрик – маленькую энергичную азиатку, вышедшую замуж за ирландца – рентгенолога. У нее был настоящий дар нести пациенткам покой и уверенность, вкупе с профессиональным здравомыслием, мудростью, опытом и отличным чувством юмора. Она близко к сердцу приняла ситуацию Анжелины, поскольку и сама, до своего второго брака, воспитывала дочь в одиночку. И Анжелина полностью доверяла ее советам. Она честно целых две недели проходила на подготовительные курсы – сначала с Джиа, а потом, когда упражнения стали уж слишком тяжким испытанием для старческих коленей, с Тиной.

Весь последний месяц, восьмой в ее беременности, Анжелину изводили периодические ложные схватки, пугавшие ее. Все уверяли, что нет никаких оснований для беспокойства, но после одного из таких эпизодов Анжелина с доктором Фитцпатрик оказалась под дверью приемного отделения больницы Ханнемана в три часа утра. Акушерка постаралась обратить все в шутку, заверив, что она все равно собиралась на пробежку пораньше утром, но Анжелина чувствовала себя истеричной мамашей, понапрасну поднимающей панику.

Как-то утром, когда Анжелина с помощью Джиа «вила гнездо» – прибиралась и готовилась к своей последней полноценной «рабочей» неделе, неожиданно заявился Бэзил Купертино. Открыв дверь, Анжелина не сразу сообразила, почему это на лице Бэзила застыла гримаса печальной досады.

– Привет, – неуверенно приветствовала она.

– Привет, – уныло отозвался он.

– Все в порядке?

Он молча протянул маленькую кастрюльку, прикрытую крышкой.

– Что это?

– Суп.

– Вам лучше войти.

Они молча проследовали в кухню, где Бэзил поставил кастрюлю на плиту. Анжелина зажгла огонь.

– Что случилось? – все же спросила она.

Бэзил опустился на стул.

– Понимаете, в последнее время я только и рассказывал, что о потрясающих блюдах, которые здесь попробовал. Наверное, я увлекся. Вы же меня знаете.

–

И чем это обернулось?

– Не лучшим образом. Сегодня утром моя сестра приготовила это… этот суп. И хочет знать, что вы о нем думаете.

Оба уставились на кастрюлю, в которой что-то утробно булькнуло, разогреваясь.

– И что за суп?

– Гороховый с ветчиной.

Анжелина нехотя поднялась, достала из буфета две ложки, две крошечные тарелки и плеснула в каждую немного супа от Дотти. Осторожно, как будто они могли взорваться от неловкого движения, поставила тарелки на стол.

– Вы не должны этого делать, – испуганно пробормотал Бэзил. – Я просто скажу, что вам понравилось, и все.

– Я не хочу заставлять вас лгать.

– А я не хочу повредить ребенку.

– Перестаньте, это просто смешно.

Анжелина решительно взяла ложку. Бэзил нервно подскочил и налил в стакан чистой воды, дабы при необходимости немедленно очистить небо.

Джиа, возившаяся наверху, именно в этот момент вошла в кухню, увидела пустой стул, тарелку супа на столе и свободную ложку. И немедленно плюхнулась за стол.

– А, zuppa! – Зачерпнула, подула.

– Постойте! – сдавленно воскликнул Бэзил за ее спиной.

– А, привет, мистер Купертино, не заметила вас, – и Джиа, причмокнув, сунула ложку в рот.

Анжелина и Бэзил, застыв, могли только наблюдать. Джиа зачерпнула еще ложку, и еще, прежде чем они оправились от потрясения.

– Ма? – осторожно начала Анжелина.

– Чего?

– Как тебе суп?

– Вкусно.

Анжелина решилась попробовать.

– На что это похоже? – взволнованно спросил Бэзил.

– На гороховый суп.

Бэзил тоже зачерпнул из кастрюли:

– И правда.

– А вы думали, это что? – удивилась-таки Джиа.

– Этот суп сварила Дотти, – сообщил Бэзил.

Джиа недоверчиво прищурилась.

– Понимаете, – задумчиво протянул Бэзил, – я наблюдал за ней, когда она начала варить суп, и она внимательно читала рецепт на упаковке с горохом. Никогда прежде этого не делала.

– Может, ей просто нужно было ваше одобрение, – предположила Джиа. – Думаю, Дотти не по себе стало от того, что вы без умолку восхищаетесь искусством другой женщины, мистер Купертино.

– Кто, я? – растерянно заморгал Бэзил. – Да я просто живое воплощение дипломатии.

– Ха! Да вы говорите об Анжелине так, будто именно она изобрела спагетти.

– Порой мне трудно сдержать свое восхищение, только и всего.

– Ага, но дело в том, что любая женщина желает, чтобы каждый мужчина в ее жизни считал, что никто на свете не готовит лучше, чем она. Анжелина не даст соврать.

– Власть вкусной еды может сравниться только с властью хорошего секса, – скрестив руки на груди, торжественно произнесла Анжелина.