Апатрид
Шрифт:
Через десять игр сто пачек перекочевали на шконку Арсена. Виктор был взбешен не на шутку: – Двадцать пачек на кон, я ставлю. Этого не может быть, ты мухлюешь…
– За базар отвечать надо Виктор, докажи, – потом я отвечу, а тебе пора завязывать, очень большой проигрыш, нездорово это, что-то нечисто – откуда столько сигарет у тебя?
Толпа заключенных одобрительно загудела:
– Кончай Виктор, хватит бакланить, Арсен дело говорит, не по-людски это, у мужиков сигарет не хватает, а ты свои припрятал, не делишься, а проигрываешь.
– Кто посмеет против слова сказать, – сигареты мои кровные, что хочу, то с ними и сделаю – угрожающе рявкнул он, сжав кулаки, – а вы все черножопого поддерживаете? Скоро увидите, как его задницу всем на обозренье выставлю!
– Ты меня достал, Виктор, сам напросился – объявляю три игры по сто пачек. И баста. Кто с чем остался – не факт, расход по любому. Ты сделал ошибку, что базаришь лишнее, господь тебе судья! Тебе некуда деться, закон игры таков, – Арсен в сердцах стукнул по столу.
Через час побелевший Виктор молча встал со стола и с угрозой в словах, – тебе конец! – исчез в дыре, спускаясь по канату вниз. Через три часа, после проверки, Арсен, оставив десять пачек с игры себе, двадцать отдал Линарду со словами: – эти при любом раскладе наши.
Остальные, – их было больше четырехсот, – послал в нижнюю хату с запиской: Это общак, дело святое, и руки марать мне арестантская честь не велит. Мог бы забрать больше, но ты лучше знаешь и разберешься, как поступить, я молод еще…
В хате было тихо, в этот день все намаялись после бурных обсуждений игры Виктора с Арсеном. Не спали только «кони», которые были всегда начеку. Вскоре с нижней хаты поднялось шесть человек, которые несколькими ударами вырубили «коней» и направились к шконке Арсена. Сверкнуло лезвие ножа, опускающееся на тело под одеялом.
– Проклятье, его нет! – прохрипел нападающий, – и нож сломался о сетку шконки!
– Где он!, – заорал Виктор, ногами стуча по шконке «опущенных»*, – убью, если не скажете! – Через минуту один из них, часа два назад ублажающий Виктора, с услужливым видом сообщил ему, что Арсен уже месяца два живет в соседней хате, у особистов, а вместо себя присылает на проверку другого человека. Послав от имени Линарда сообщение Арсену, чтобы он срочно пришел в хату, Виктор и его «шестерки» затаились у дыры к «соседям». Лезть к «особистам» они боялись, зная их крутой нрав. Вооружившись кирпичами, они затихли. Вскоре ширма дернулась и появилась голова Арсена. Удар кирпичом пришелся по касательной, он успел увернуться. С ревом кинувшись на него, нападающие стали наносить удары руками и ногами. Отбиваясь, Арсен, пытался прорваться обратно в соседнюю хату, но удар кирпичом по спине свалил его без сознания. На шум многие проснулись, и Линард тоже. Увидев, что тот ринулся на помощь сокамернику, Виктор заорал: – не лезь, это мое дело!
Трое из нападавших кинулись к Линарду и повалили его на землю. Оставшиеся во главе с Виктором стали тащить Арсена к входной железной двери. Взяв его за руки и ноги и раскачав, со всей силы ударили об дверь. Схватив обмякшее тело, они сбросили его в дыру в полу. Вырвавшись, Линард рванулся к Арсену, но чуть не успел. Раздался глухой звук упавшего на бетон нижнего этажа тела. ТЮРЬМА ПРОСНУЛАСЬ.
На шум прибежали охранники. Сначала открыли дверь в камере, где сидел Арсен. Ворвавшись туда, они увидели только следы крови, ведущие к отверстию в полу. Заглянув в него, и увидев, что внизу лежит тело, он по рации сообщил увиденное. Через минуту в нижней камере тоже открыли дверь. Охранники вчетвером вынесли Арсена из камеры и положили в коридоре. Признаков жизни не было. Минут через десять пришедшие медики, проверив пульс, срочно унесли окровавленное тело в санчасть.
Всех находящихся в камере, где сидел Арсен, вывели в коридор. Вызванные бойцы спецподразделения милиции в полной экипировке и в масках не церемонились с задержанными и вскоре ни один не мог стоять на ногах. Получив порцию ударов дубинками по икрам и почкам, люди падали как подкошенные. И ирония судьбы была в том, что в избиении Арсена ни один из них не принимал участия. Но кара вскоре настигла и виновников, и поверьте на слово, они бы с радостью пожелали оказаться на месте корчившихся от боли на бетонном полу в коридоре.
Прошел месяц. Заканчивалось лето. Сквозь решетчатые окна санчасти Арсен задумчиво наблюдал за собирающимися в косяки птицами и улетающими на юг. У него срослись переломанные ребра, гематомы на теле сначала окрасились в желтый цвет, а позже и вовсе рассосались. Остались лишь головные боли и головокружения при резких движениях. Пару раз к нему в палату приходил офицер по надзору со множеством вопросов об участниках избиения, но последний раз Арсен протянул ему лист бумаги с описанием своего случайного падения в дыру в поле. Больше его не беспокоили. После его выписки ему предложили спокойно досидеть до суда в двух местной камере с одним из тех, кто ранее сбежал из общей камеры. Арсен отказался и вскоре стоял в коридоре перед своей камерой. Лязгнули затворы, отворилась решетчатая дверь и…, то что он потом увидел, повергло его в шок. В камере скопилось человек сто, и все встречали его. Ему протягивали руки, хлопали по плечу, теребили за одежду – это было настолько непривычно, что он несколько минут был в растерянности.
– Ты молодца, что пришел обратно, – не испугался. Вечером после проверки сход, давно тебя ждем, – Прохор «Наган» пожав Арсену руку, повернулся к Линарду: – Головой за него отвечаешь, если что. Через полчаса камера немного опустела, но многие остались, и как оказалось, не напрасно. Виктор жил теперь наверху, над камерой Арсена. Скользнув по канату, он и еще трое его шавок двинулись было к койке Арсена, где он уснул после прибытия из санчасти.
– Не пройдешь, Виктор, «Наган» наказал ждать до схода. Осади, и своим скажи, мы не с пустыми руками, – проронил один из «особистов», с соседней камеры, показав тому заточку. Виктора и его бойцов окружили человек двадцать.
– Вы что, совсем рамсы попутали*, за черножопого мне предъяву делаете? Давил их, – гадов и давить буду, и «Наган» мне не указ, – процедил сквозь зубы Виктор, вновь делая попытку прорваться. И в этот момент свалился, как подкошенный, от удара одного из столпившихся.
– Ты тут не беспредельничай, на зону же в Россию попадешь. Там за все спросят, и за пацана этого тоже. А вечером, сука, за общак разговор будет, готовь задницу, – обычно тихий Осип нервно потирал кулаки, – за все спросим, и за молодняк «опущенный» тобой по беспределу тоже.
Поздно вечером в хате собралось человек тридцать из отсидевших различные сроки и имеющих определенный вес в криминальном мире. Оставили Арсена, и Линарда-как старшего хаты, и еще человек шесть «молотобойцев», как их называли, с Малышом в их числе.
– Вы играли на сигареты, сколько ты выиграл? – спросил «Наган» у Арсена.
– Много, около четыреста пачек. Сначала он проиграл сорок. Когда ему принесли баул с сигаретами на игру, я узнал баул, сам его пустым к вам в хату посылал, когда посылали прогон по хатам, да и откуда у него столько, явно сигареты с «общака» были. Только я сказать тогда ничего не мог, он хотел отыграться, и я должен был играть. У него и тогда и сейчас дерьмо кипит внутри, голова не работает, а только слепая злоба. Не могу понять только на что, – я с ним незнаком, дорогу ему нигде не переходил, женщин его не знаю и не трогал, ничего не должен. И если имеешь ко мне претензии, давай погорим, как мужики, а не с толпой и во сне, как шакалы, – обратился Арсен к Виктору.