Апофеоз
Шрифт:
– У всех есть свои секреты, - задумчиво проговорила я, стараясь держать себя в руках.
Несколько минут мы пребывали в молчании.
– Ты говоришь, что мы с тобою видимся… часто? – решилась прервать тишину я и разрешить, наконец, вопрос, который не давал мне покоя.
– О да! – воскликнул вдруг женщина. – Намного чаще, чем ты можешь себе вообразить…
– Почему именно с тобой?
Она с удивлением уставилась на меня и только после этого мягко прошептала, как мать шепчет своему ребенка перед сном пожелания:
– Потому я твой творец!
Я опешила и посмотрела
– Смерть? Её величество Смерть? – я пошатнулась от ужаса. Предо мною сидела сама Смерть и мило беседовала со мной о всякой всячине. Это было более чем безумно!
– Отчего ты так удивляешься? – вопросительно пожала плечами она. – Ты ведь уже успела узнать о своей тайне – о том, что ты Пророк. Кем я еще могу быть, как не Смертью?
– Ты та гадалка, которая пугала меня до смерти… - вырвалось у меня, вздрогнув от воспоминаний. Я пыталась доказать самой себе, что существование Смерти, которая якобы оберегает меня, по сути невозможно.
Женщина снова хохотнула:
– О да!… Верно, я тебя пугала, не так ли? На самом деле, я, как и ты, также люблю менять образы и лики. Одевая определенную оболочку, я не только внешне преобразовываюсь, но и полностью играю уготованную роль, пытаясь скопировать основные человеческие черты. Это довольно просто… - На последних словах Смерть вдруг изменилась, и перед собою я увидела ту самую зловредную старушку с горбатым носом и морщинами. Лицо её было хмуро, как грозовые тучи, а глаза смотрела на всё поверхностно и с долей презрения. Она совершенно отличалась от образа той милой девушки, которая предстала передо мною с самого начала. – Гадалка всего лишь старая маразматичка, - ворчала Смерть, играя новую роль, подобно актёрам в театрах. – Она увядает и становится жестче, однако в сердце всё еще живет капля сохранившейся любви и заботы… к Пророку, к тебе.
Смерть обернулась маленькой девочкой с ярко-рыжими волосами и заговорила детским невинным голосом с нотками радости и веселья:
– В этой роли я встретила Итачи, когда тот попытался спасти своего брата ценой собственной жизни. Дети сами по себе наивны и добры, и пощада для них – составляющая всей жизни до той самой поры, пока они не вырастают. – Смерть обратилась белокурой девушкой моего возраста. – Вырастая, их сердца гниют, но всё еще верят в сказки. – Предо мною возникла уже знакомая мне синевласка. – В зрелом возрасте их души становятся скупыми, но мудрыми. – Голос стал намного ниже и тверже. – И не каждый способен сохранить то самое сердечное детское добро и милосердие. – И вот, наконец, я узрела старуху-гадалку. – В итоге они стареют и всё, что ни есть хорошее, превращается в недовольство и вечное презрение.
Она нахмурилась и приняла образ той, которая была мне ближе всего по возрасту – белокурой девушкой.
– Почему ты спасла Итачи? – вдруг вырвался из меня вопрос, который уже давно терзал меня. На языке крутились тысячи вопросов, на которые мне не удалось найти ответы.
Та, не задумываясь, ответила:
– Потому что у него
– Хочешь сказать, что всё россказни о святости Небес – бред чистой воды?
– О нет, дитя, совершенно не это. Я хочу сказать всего лишь то, что в каждом существе, в том числе человеке, Ангеле и Демоне, всегда на ряду с хорошим есть и плохое. Вопрос в другом: в какую сторону склонится существо. Итачи, хоть и последовал в Ад за братом, но лишь из-за преданности ему, из-за братской любви и чувств, которые испытывал к Саске. Телом он выбрал Ад, но духом оставался в Раю. Даже тысячелетия, проведенные в Преисподней, не изменили его. Мне стоило дорогого, чтобы спасти его, его брата и тебя, но я сделала это ради чистоты его помыслов и искренности поступков.
– Итачи добрый малый, - прошептала я, взглянув на мельно-белое лицо старшего Учиха.
– Ага, - улыбнулась Смерть. – Вот только из братьев ты тысячи раз выбирала Саске.
– Хочешь сказать, что я всегда предпочитала Саске, нежели Итачи?
– Не совсем. Не ты предпочитала Саске. Вы предпочитали друг друга. И было совершенно странным тот факт, что в новом, построенном мной, временном измерении Итачи, до этого державшийся тебя стороной, предпочитавший видеть только в крайней необходимости и чувствовавший к тебе не более чем холод, вдруг потеплел и затрепетал, как весенняя пташка, при виде тебя.
Я покачала головой, подумав на мгновение, что девушка не в своем уме.
– Что ты несешь?… Что за глупости?
– Не упрямься, я знаю больше, - улыбнулась шире та. – Не забывай о том, что ты Пророк.
– Я встретила их обоих впервые!
– Впервые в этой оболочке, - шмыгнула носом Смерть. – И дважды в этом временном измерении. Первый раз – в роли…
– …белокурой девчонки, остриженной под мальчишку! – выпалила я, вспоминая отрывки странных видений. – В тот раз он поглотил меня…
– Да. И второй раз вы встретились в новой твоей оболочке, - девушка повела плечами. – Но это лишь в этом временном измерении. Ты даже не представляешь, сколько раз ты взывала ко мне и умоляла забрать твою душу след за ним, или вернуть его душу тебе. Он умирал на твоих глазах и руках сотни, а то и больше тысяч раз. Из жизни в жизнь… Я приходила к тебе и…
– … наблюдала Апокалипсис, - полушепотом закончила за неё я. В голове всплывали совершенно не связанные между собой эпизоды других жизней, из которых я ясно выносило одно – Апокалипсис наступал на пятки мира уже не впервой.
– Ты уже начала вспоминать? – Смерть удивленно приподняла брови. – С каждым разом память приходит к тебе всё быстрее…
Перед глазами проносились воспоминания, никак не связанные с моей жизнью. Это было отрывочно, непонятно и жутко настолько, что страх пробирал до самых костей. Смерть Саске – сотни раз, в разных местах, в разных ситуациях. Одни события сменялись другими. Воспоминания наполняли мою голову с такой быстротой, что казалось еще секунду, и она лопнет от переизбытка информации. Я совершенно запуталась и запыхалась.