Апокалипсис 2060
Шрифт:
Гольдберг вышла из вагона и побрела по путям, не зная, что делать, и неожиданно для себя обрадовалась, увидев Гришу, который сидел на краю платформы и ждал ее.
— Привет, незнакомка, — сказал он. — А тебе идет эта одежда, ты в ней какая-то простая и естественная.
— Да уж, — Лада грустно улыбнулась. — Никогда раньше такого не носила. В душ проводишь? Очень хочется помыться, точнее отмыться от всего, что произошло…
— Конечно, — улыбнулся обходчик. — Для того и сижу. Поужинаем вместе?
— Да, — кивнула девушка. — Все равно на этой станции делать нечего, только есть да спать, ну еще и плакать о том, что ушло
— Это точно, — обходчик задумчиво покивал, потом хлопнул широкой мозолистой ладонью по плитке. — А мне нравится. Мы и раньше здесь жили, на поверхность выходили редко, работы было много, так что для нас почти ничего не изменилось, если только не считать того, что теперь добавилась приятная компания.
— Да, — вздохнула Лада. — Так всегда, кому война, а кому мать родна…
— Это как? — удивился Гриша. Он так похлопал недоуменно своими зелеными глазами, которые немного потешно смотрели под его соломенными бровями, что Гольдберг не смогла сдержаться и улыбнулась. — Не понимаю.
— А так, что одним беда, а другим лучше жить становится, когда другим плохо. Так всегда было. Не обижайся. Одни деньги делают на человеческом горе, другие гибнут. Думаешь, почему в мире во все времена было так много войн? Потому что это самый легкий способ сделать деньги.
— Да… — Гриша немного помолчал. — Не думал об этом. Получается, нас же бьют, и на нас же кормятся? Не по-людски как-то, хоть и понятно. Всякой швали во все времена хватало, и на верх она легко взбирается, потому что хребта нет. Ладно, грустно это, а грустить сейчас нельзя, помрешь от тоски. Идем.
Григорий отвел ее в душ, оказался он небольшим — метр на метр, облицованным керамической плиткой, на потолке висела форсунка, разбрызгивающая воду. Такого Лада еще не видела, она привыкла к более комфортным кабинкам, но и эта показалась вполне ничего, к тому же горячей воды было вволю.
Она мылась, а по лицу текли слезы, смешиваясь с водой. Это был плохой день, самый худший день в ее жизни, и он никак не кончался. И возможно никогда не кончится. И это было самым страшным.
Когда она помылась, Гриша проводил ее до палатки, и они договорились встретиться через пару часов на ужине. Лада отбросила пластиковый лоскут, закрывающий вход и вошла в палатку, готовясь к тому, что женщины встретят ее чем-нибудь не очень приятным, но тех двух, с кем она подралась, не оказалась, поэтому Гольдберг с облегченным вздохом легла на кровать, заснула и ей начали сниться сны, в которых было много страха и отчаяния. Просыпалась она часто, иногда с надеждой, что вместо палатки увидит свою спальню, но перед ней были все те же пластиковые стены, она разочарованно вздыхала и снова засыпала. Во сне она мечтала, что умрет, и тогда ей не надо будет просыпаться и видеть это все. Ее просто не станет, как не стало отца, его коллег, телохранителей и все, кто не так давно гулял на вечеринке, посвященной концу света.
Дик почувствовал на лице своем и на губах холодную воду. И ему сразу приснилось, что он плывет по бурной реке на байдарке, как когда-то во времена студенчества, тогда они любили отдыхать на бурных реках Алтая. Пороги, камни, бурная быстрая вода, правда, в него почему-то летели соленые брызги, но в речке вода не бывает соленой. Неужели море поднялось вверх по реке? Но почему?
А потом он почувствовал, как чьи-то сухие, горячие руки выволакивают его из байдарки, волокут к берегу, бросают на твердую землю, и над ним склоняется прекрасное женское лицо с огромными бирюзовыми глазами, полными слез.
— Проснись! Ну проснись же! Пожалуйста. Я прошу тебя, Дима. Очнись! Ты мне нужен!
Дик с огромным трудом открыл глаза и вдруг понял, что лежит на полу в своей маленькой квартирке, а над ним склонилась соседка с верхнего этажа. Она была в халатике, который сейчас был распахнут, открывая обнаженное тело.
Девушка была необычайно красива, ее прекрасная фигура вызывала повышенное слюноотделение у всего мужского населения. Тонкую талию, казалось можно обхватить двумя пальцами, высокая полная грудь волновалась так, что мужики бледнели, когда видели это, а над этим всем этим великолепием находилась голова великолепной лепки с лицом, обрамленным русыми волосами, с небольшим носиком, пухлыми чувственными губами и огромными глазами, в которых, казалось, плескалось небо. Как он завидовал ее мужу, небольшому сухонькому пареньку, и не только он, но и все мужчины этого дома. Все считали, что эта милая деваха достойна более лучшей партии, и никто не понимал, почему она вышла за такого невзрачного паренька. Как же ее звали… зовут? Ксения? Ксюха?
— Что с тобой, Ксения? — прошептал он. — Зачем ты разбудила меня?
— Они все умерли! — она стиснула его руку и прижала к большой мягкой груди. — И Вадик умер, и моя любимая крошка дочка. И соседи умерли! И все, кто живет в нашем доме. Я прошла по коридорам, двери квартир распахнуты, а внутри никого. Я услышала, как кто-то ходит по квартире, от этого и проснулась. В дом пришли люди в каких-то тяжелых костюмах. Сначала я подумала, что это инопланетяне решили нас забрать для своих кошмарных опытов, но потом увидела человеческие лица за толстыми стеклами щитков. Они унесли тело моего мужа, погрузили его в машину и увезли неизвестно куда. На улицах пусто, я смотрела в окно, а там ни одного человека, только солнце такое яркое, белое, ужасное… Мне страшно, Дима.
— Зачем ты пришла? — Буту это казалось еще одним сном, он никак не мог сбросить отупение вызванное снотворным. — Чем я могу помочь тебе? Что нужно?
— Возьми меня, — женщина сбросила халат и снова прижала его руку к мягкой большой груди. — Возьми меня сейчас!!! Я хочу жить! Я не собираюсь умирать!!! Хочу почувствовать, что еще живая. Я же живая?..
Она сорвала с Дика комбинезон и села на него сверху, покрывая его лицо быстрыми, мокрыми поцелуями. Бут вяло сжал рукой ее грудь и подумал о том, что вот над ним прекрасное женское тело, которым он не раз мечтал обладать, но ничего не может сделать, потому что его организм наполнен под завязку снотворным, и от этого ему даже не хочется шевелиться. Это было странно и неприятно.
— Возьми меня! Возьми!!!
Она била его маленькими кулачками, царапала острыми коготками, целовала, теребила, но все было напрасно, его мужское достоинство не откликалось на ее действия.
Потом Ксения немного попрыгала на нем, и вроде бы даже из этого что-то получилось, потому что вдруг она успокоилась, обняла, поцеловала и ушла, бросив на прощанье:
— Когда закончится весь этот кошмар, мы еще с тобой обязательно встретимся! Ты хороший парень, Бутов, ты мне всегда нравился. Ты же станешь моим новым мужем, раз Сережа ушел? И мы с тобой родим новую дочку. Обязательно, дочку, я так хочу.