Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов
Шрифт:
— Еще раз здравствуй, Четверг, — сказал он. — Добрый вечер, мистер Стокер.
— Добрый вечер, сэр, — отозвался Кол. — В царстве мертвых говорят, что вы хотите нам о чем-то рассказать.
— Правда? — спросил Майкрофт, глядя на меня.
— Да, дядя. Ты нерегулярный… этот…
— Нерегулярный информативный фантом, — подсказал Кол услужливо. — НИП, или, на нашем рабочем жаргоне: «Скажи и заткнись».
— Это значит, дядя, — подхватила я, — что ты собирался сказать нам что-то действительно важное.
Майкрофт
— Типа чего? — спросил он наконец.
— Не знаю. Может… смысл жизни или что-нибудь в этом роде?
Майкрофт с сомнением посмотрел на меня и вскинул бровь.
— Единственное, что приходит на ум, — это «стульев много не бывает».
— И все? Ты восстал из мертвых, чтобы давать мне советы по расстановке мебели?
— Понимаю, это не ахти какая философия, — пожал плечами Майкрофт, — но она может пригодиться, если кто-нибудь неожиданно заскочит на ужин.
— Дядя, пожалуйста, постарайся вспомнить, что ты хотел нам сообщить!
— А меня, случайно, не убили? — спросил он мечтательно. — Привидения часто возвращаются, если их убили или еще что… По крайней мере, Патрик Суэйзи так делал.
— Тебя точно не убивали, — сообщила я. — Ты долго болел.
— Тогда это загадка, — пробормотал Майкрофт, — но, полагаю, у меня в запасе изрядный кусок вечности, чтобы ее разгадать.
Вот что мне нравилось в дяде — он всегда был оптимистом. Но на этом все и закончилось. В следующее мгновение он исчез.
— Тридцать три секунды, — сказал Кол, предусмотрительно включивший секундомер, — и непрозрачность процентов пятьдесят пять.
Он пролистал бывшую при нем книжечку с таблицами и наконец изрек:
— Хм, почти наверняка тройственное явление. Ты увидишь его еще один раз. Непрозрачность будет всего процентов пятнадцать — двадцать, и продержится он не больше пятнадцати секунд.
— Тогда я могу его пропустить?
— Нет, — улыбнулся Кол. — Он являлся тебе два раза из двух. Последнее явление тоже будет тебе. Просто подготовь к его следующему приходу правильный вопрос. Учитывая состояние памяти Майкрофта, уповать на то, что он сам вспомнит, зачем вернулся, не приходится. Дело за тобой.
— Спасибо, Кол, — сказала я, закрывая дверь мастерской. — Я у тебя в долгу.
Через несколько минут мы со Вторник были дома. Теплый и уютный дом обнял меня запахом стряпни, будто старый друг.
— Привет, любимый! — крикнула я.
Лондэн перестал печатать и вышел из кабинета, чтобы обнять меня.
— Как работа? — спросил он.
Я подумала о том, чем занималась сегодня. Об изгнании и неизгнании моего глупого альтер эго, о сверхчитателе, разгуливающем где-то в Книгомирье, о непрошеном вторжении «Голиафа» и о Майкрофте в роли привидения.
— Пришлось класть лестничный ковер в Бейдоне. Черт-те что: ступеньки все неровные, будто пьяные, ни один крепежный прут не ложится — мы с Колом там полдня провозились… Как книжка, движется?
Он поцеловал меня и ласково взъерошил волосы Вторник, а потом взял меня за руку и повел в кухню, где на плите дымилось тушеное мясо.
— Да вроде нормально, по-моему, — ответил он, помешивая еду, — но ничего особо впечатляющего.
— Никаких идей? — настаивала я. — Может, новый персонаж?
— Не-а… я в основном работал над темпом и атмосферой.
Странно. Я ж специально велела Хитроу-Шкодду постараться изо всех сил! Вдруг меня осенило.
— Над какой книгой ты сейчас работаешь, милый?
— «Переулки судьбы».
А-а…
— По-моему, ты говорил, что переписываешь «Бананы для Эдуарда»?
— Надоели они мне. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Где Пятница?
— У себя. Я загнал его в душ, поэтому он немного не в духе.
— Плок.
— Лучше не в духе и чистый, чем не в духе и грязный. А Дженни?
— Телик смотрит.
Я крикнула: «Ау, Дженни!» — но ответа не последовало.
— Плок.
— Она наверху, у себя в комнате.
Я посмотрела на часы в прихожей. У нас еще оставалось полчаса до отъезда на профконференцию Хроностражи.
— ПЛОК!
— Да-да, здравствуй, Пиквик. Как тебе это?
Я показала ей законченный сине-белый свитер и, прежде чем она успела хотя бы подумать о возмущении, натянула его на бесперое тельце. Мы с Лондэном разглядывали ее так и этак, пытаясь определить, лучше стало или хуже.
— В нем она выглядит как картинка из каталога корнуэльского голубого фарфора, — сказал Лондэн наконец.
— Или как очень большой полосатый леденец, — добавила я.
Пиквик смерила нас мрачным взглядом, затем осознала, что ей стало гораздо теплее, и, спрыгнув с кухонного стола, потрусила по коридору смотреться в зеркало, которое, к несчастью, висело слишком высоко, поэтому следующие полчаса она скакала в попытках уловить свое отражение.
— Привет, мам, — буркнул Пятница, спустившийся вниз в относительно приличном виде.
— Привет, Душистый Горошек, — сказала я, протягивая ему диск, выданный мне Полли. — Это тебе. Предварительный релиз «Надуем Долли». Проверь гитарный рифф во втором треке.
— Круто, — отозвался Пятница, явно впечатленный в духе «меня ничто не впечатляет». — Как ты его раздобыла?
— Ну, знаешь, — небрежно ответила я, — у меня есть друзья в звукозаписывающей индустрии. Я не всегда была занудной мамашкой, между прочим.
— Полли дала, да?