Апокалипсис от Владимира
Шрифт:
Даниил поднялся на ноги и обвел печальным взглядом мгновенно умолкшую толпу:
— Я принесу эту жертву в день сегодняшний — пятничный, и пройду путем Христа! Не вам жертва, не ваши грехи искуплю, а оскорбление неверием, которое вы наносите Отцу моему, чье сердце раните. Не случайно сравнивал Он народ сей с блудницей — твари и есть! Я взойду на крест, но не один, а как в Писании сказано: «в окружении разбойников». Даниил указал на пророков:
— Вы, смутившие слабые души и посмевшие поднять руку на следующих за мной, вы будете свидетелями мучений моих, ибо кресты наши рядом стоять будут! И тела
ГЛАВА 48
Я плохо помню все случившиеся после — у меня из глаз постоянно лились слезы. Все знакомое мне вдруг куда-то исчезло. Иерусалим стряхнул с себя два тысячелетия, и вот я бегу среди каких-то людей, выстроившихся вдоль пути следования несчастных.
Жутко палит солнце, духота, я не узнаю ни одного человека и только вижу, как впереди Учитель несет тяжеленный крест, а за ним плетутся еще двое с такой же ношей на плечах. Я чувствую, как Учителю тяжело — кто-то нацепил на его голову терновый венок, и кровь сочится по его измученному лицу. Учитель страдает! Растолкав обезумевшую толпу, мне удается прорваться к нему, и я кричу:
— Спаситель, позволь мне помочь тебе!
Он поднимает на меня глаза, и в них столько любви, что я начинаю рыдать еще горше.
— Не бойся, Владимир, — отвечает он, — я сам выбрал этот путь.
Какая-то женщина вытирает его лицо, какой-то мужчина пытается помочь ему донести крест, а какие-то люди бросают под ноги Спасителя лепестки роз. Вокруг страшная суета и гам. Я слышу, как начинают избивать стариков, идущих за Ним, как толпа улюлюкает и издевается над ними, но во мне нет сострадания. От немедленной расправы их спасает только охрана.
Каждый шаг дается Даниилу с трудом, но он продолжает взбираться на Голгофу. И вот уже конец пути. Охрана отсекла толпу, и даже мне не удалось преодолеть заградительный кордон.
Я слышал ужасный звук гвоздей, пронизывающих Его плоть, и завыл от собственного бессилия и ненужности.
Я сел на землю и молился сквозь слезы. Молился долго, чтобы Господь не мучил сына своего и прекратил его страдания. И слышал я сквозь молитву мою, как поносили его распятые рядом с ним разбойники, а часов в шесть сошла великая темень и продолжалась до часа девятого.
В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! Ламма савахфани? — что значит: Боже Мой! Более Мой! Для чего Ты Меня оставил?
К кресту Даниила бросились какие-то люди, завязалась суета. От толпы охраны отделилось несколько человек, и я с удивлением узнал в них Табриза, Илью и Никиту.
— Учитель, вставай, — обратились они ко мне, — надо подойти к кресту.
Я последовал за ними. Под крестом, на котором висел бездыханный Даниил, уже находился Билл в окружении своих учеников. Он обнял меня, и мы некоторое время стояли в молчании, только слезы текли по нашим щекам. К крестам подошел человек, одетый в доспехи римского легионера, в руках его было копье. Он пронзил плоть Даниила и с сильным австрийским акцентом произнес:
— Истинно, этот Человек был праведник!
Меня передернуло от пошлости происходящего и от кошмарного звука копья, с хлюпом пронзающего плоть
То, что творилось вокруг нас, нельзя было назвать иначе, кроме как Концом Света. Природа сошла с ума. Ветер бушевал над нашими головами, а струи дождя хлестали камни, водяными плетьми пытаясь высечь все живое. Раскаты грома оглушали нас, и языки пламени вырывались из внезапно раскроивших землю трещин. С трудом мы сделали несколько шагов, отделяющих нас от крестов, и сняли тело Спасителя. Краем глаза я заметил, что кто-то копошится и возле места казни Илии и Еноха. Видно, не всех еретиков я извел, но на них я отвлекаться не стал. В горе все равны.
— Оставь тело нам, Владимир, — услышал я чей-то голос.
Я поднял голову и увидел женщину, которую сначала не узнал, — с ней Даниил разговаривал в ресторане. Она была не одна, поодаль стоял еще кто-то.
— Теперь наше время, — сказала женщина, — мы приберем тело. Приходи позже — отнесешь его в гробницу, высеченную в скале, и привалишь камень.
Как только к телу Спасителя прикоснулись руки женщин, небо воскресло радугой, ветер стих, и земля затянула пробороздившие ее раны. Я отошел поодаль и сел на землю наблюдать за работой плакальщиц. Те, причитая, омывали тело Спасителя, умасливали его и собирали в недолгий загробный путь, туго пеленая в плащаницу.
Следуя иудейской традиции, Мария заплела волосы на затылке в косичку.
— Помоги, Владимир, — попросила она, — отнеси Его туда, где Он будет почивать до своего Воскрешения.
Я взял тело Даниила на руки и подивился тому, насколько легка эта ноша. Нести было совсем недалеко. Дойдя до места, я заглянул в пещеру и, увидев, что каменное ложе готово, протиснулся в узкое отверстие входа. Аккуратно положив Спасителя на место, я поцеловал его в лоб и вышел. Перед пещерой стоял Билл со Шварценеггером, который держал на плечах два спеленатых тела.
— Что ты задумал? — спросил я Билла.
— Спаситель велел положить их тела в пещеру, — сквозь слезы произнес Гейтс, — чтобы они сопровождали его все время пути. Ты же помнишь, как он сказал: «Вы будете свидетелями мучений моих, ибо кресты наши рядом стоять будут. И тела будут рядом лежать».
— Будь по сему, — согласился я.
Широкоплечий австриец с бездыханными телами в руках, кряхтя, протиснулся в пещеру. Когда он вышел, оставалось лишь привалить гигантский камень. Мы втроем не без труда водрузили его на место.
ГЛАВА 49
Вокруг нас по-прежнему был город начала первого тысячелетия, столь знакомый по Новому Завету и столь непривычный по внешнему образу. Нет мечети Омара, а вдали возвышается дворец Ирода, рядом с которым должен находиться Храм Соломона, еще не разрушенный римлянами.
Я шел и молился, вторя ударам сердца, но чуду не суждено было сбыться — ни одного камня, лишь фрагмент, подпирающий с запада Храмовый холм.
Я обернулся к моим ученикам и увидел в глазах их слезы.