Апокалиптическая фантастика
Шрифт:
Типичный западный представитель человечества — упитанное существо с диетой в две тысячи восемьсот килокалорий на день, которое специально совершает по утрам пробежки, чтобы избавиться от лишнего жирка. Полнеющие ляжки или с трудом застегивающийся пояс повергают это существо в состояние совестливого уныния, однако оно может прожить без пищи сорок пять дней. К концу этого срока никакого жира уже не остается, и организм уверенно принимается за резорбцию белков мышечных тканей. Пухлая домохозяйка или упитанный бизнесмен прекращаются в изголодавшиеся пугала. Но даже на этой стадии уход и медицинская помощь могут восстановить здоровье.
Без принятия должных мер становится хуже.
Клеточный распад атакует нервную систему. Начинается слепота. Десны истончаются,
Сорок дней и сорок ночей падал с неба дождь. Температура тоже падала. Исландия замерзла целиком.
С удивлением и облегчением Гарри Малиберт обнаружил, что Исландия неплохо подготовлена к подобному испытанию, будучи одним из немногих мест на Земле, которые, оказавшись полностью под снегом и льдом, могут все-таки выжить.
Землю почти целиком опоясывает череда вулканов, и та часть, что находится между Америкой и Европой, называется Атлантическим хребтом. Большинство этих вулканов под водой, но время от времени, словно фурункулы на руке, вулканические острова показываются над поверхностью океана. Исландия — как раз один из них. Именно благодаря своему вулканическому происхождению Исландия смогла выжить, когда все остальные районы планеты погибли от холода, — ведь холода царили здесь всегда.
Уцелевшие власти определили Малиберта на работу сразу же, как только узнали, кто он такой. Разумеется, вакансий для специалиста по радиоастрономии, интересующегося проблемами контактов с далекими (и, возможно, несуществующими) цивилизациями, не нашлось. Зато нашлось много работы для человека с хорошей научной подготовкой, тем более для квалифицированного инженера, руководившего в течение двух лет обсерваторией в Аресибо. Малиберт выхаживал Тимоти Клари, медленно и молчаливо справляющегося с пневмонией, и попутно занимался расчетом потерь тепла и скоростей прокачки геотермальных вод по трубам.
В Исландии почти везде закрытые строения. И обогреваются они водой из кипящих подземных ключей.
Тепла предостаточно. Но доставить это тепло из долин гейзеров в дома сложно. Горячая вода осталась такой же горячей, поскольку ее температура совсем не зависела от поступления солнечной энергии, но для того, чтобы сохранять в домах тепло при температуре минус тридцать градусов Цельсия снаружи, воды требуется гораздо больше, чем при минус пяти. Да и не только для того, чтобы выжившие люди могли жить в тепле, нужна была энергия. Она требовалась, чтобы выращивать овощи и злаки.
В Исландии всегда было много геотермальных теплиц. Очень скоро из них исчезли цветы, а на их месте появились овощи. Поскольку солнечного света, заставляющего овощи и злаки расти, не было, люди перевели на максимальную мощность геотермальные электростанции, и лампы дневного света продолжали исправно заливать фотонами стеллажи с растениями. И не только в теплицах. В гимнастических залах, в церквах, в школах — везде начали выращивать овощи при помощи искусственного света. Достаточно было и другой пищи: тонны белка блеяли и голодали, замерзая среди холмов. Люди ловили, забивали и свежевали целые стада овец, затем туши замораживали, чтобы они могли храниться до тех пор, пока понадобятся. Животных, которые умерли от холода сами, сгребали по сотне штук бульдозерами и оставляли под снегом, однако на всех геодезических картах места расположения этих куч отмечались очень тщательно.
В конце концов бомбежка Рейкьявика оказалась благословением: ртов, претендующих на продуктовые запасы острова, стало на полмиллиона меньше.
Когда Малиберт не вычислял коэффициенты нагрузки, он руководил работами, не прекращавшимися даже в жуткие морозы. Землекопы, потея от усилий, соединяли в глубоких ледяных норах сжавшуюся от мороза арматуру. Все они терпеливо слушали, когда Малиберт отдавал приказания, те несколько слов по-исландски, которые он знал, практически не помогали ему, но даже землекопы говорили иногда на туристско-английском. Они проверяли свои радиационные счетчики, окидывали взглядом штормовое небо и, возвращаясь к работе, молились. Малиберт сам чуть не зашептал слова молитвы, когда однажды, пытаясь обнаружить похороненное под снегом прибрежное шоссе, он взглянул в сторону моря и увидел серо-белый ледяной торос, который на самом деле оказался вовсе не торосом: какое-то неясное пятно двигалось за пределами освещенной зоны.
— Белый медведь! — прошептал начальник ремонтной бригады, и все замерли, пока зверь не скрылся из виду.
С того дня они всегда брали с собой винтовки.
Когда у Малиберта оставалось время от работы технического советника (не вполне компетентного), занятого проблемой сохранения тепла в Исландии, или от забот (почти некомпетентного, но делающего успехи) приемного отца Тимоти Клари, он пытался вычислить шансы на выживание. Не только их — всего человечества. При огромном объеме суматошно-срочной работы, направленной на спасение оставшихся в живых, исландцы нашли время подумать о будущем и создали исследовательскую группу, в которую, помимо Малиберта, вошли еще несколько человек: физик из университета в Рейкьявике, уцелевший офицер-снабженец с авиабазы и метеоролог из Лейденского университета, приехавший в Исландию для изучения североатлантических воздушных масс. Они собирались в комнате, где жили Малиберт и Тимоти, и ооычно, пока велись разговоры, мальчик молча сидел рядом с Малибертом. Больше всего группу интересовала продолжительность жизни зависших в небе пылевых облаков. Ведь когда-нибудь все взвешенные в воздухе частицы должны выпасть на землю, и тогда мир может быть возрожден. Если, конечно, выживет достаточное число людей, чтобы выжил род человеческий. Но когда? Никто не мог определить это время с уверенностью. Никто не знал, сколь долгой, холодной и смертоносной будет ядерная зима.
— Мы не знаем, сколько всего мегатонн было взорвано, — сказал Малиберт. — Мы не знаем, какие изменения произошли в атмосфере. Мы не знаем степени инсоляции. Мы знаем только, что все будет плохо.
— Все уже плохо, — проворчал Торсид Магнессои, начальник Управления общественной безопасности. (Когда-то это учреждение занималось поимкой преступников, но времена, когда главной угрозой общественной безопасности была преступность, уже прошли.)
— Будет хуже, — сказал Малиберт.
Действительно, стало хуже. Холода усилились. Сообщений со всех концов Земли поступало все меньше и меньше. Члены исследовательской группы вычерчивали различные карты. Карты ракетных ударов, где отмечались ядерные взрывы, — через неделю после войны они утратили смысл, потому что смертность от холода начала превышать число жертв от ядерных бомбардировок. Изотермальные карты, базирующиеся на разрозненных сообщениях о погодной обстановке тех мест, откуда они еще поступали, — эти карты приходилось обновлять каждый день по мере того, как линия замерзания продвигалась к экватору. Вскоре и они потеряли смысл. Во всем мире наступили холода. Карты смертности, куда заносились процентные соотношения умерших и живых в различных районах планеты, вычисляемые из полученных сообщений, — вскоре эти карты стало просто страшно составлять.
Британские острова умерли первыми. Не потому, что их бомбили, а наоборот: там осталось в живых слишком много народу. В Британии никогда не было более четырехдневного запаса продовольствия, а когда перестали приходить корабли, в стране начался голод. То же самое произошло и в Японии. Чуть позже — на Бермудских и Гавайских островах, затем — в островных провинциях Канады, а вслед за ними подошла очередь и самого континента.
Тимми Клари прислушивался к каждому слову.
Мальчик говорил очень мало. После первых нескольких дней он даже перестал спрашивать о своих родителях. На добрые вести он не надеялся, а плохих не хотел. С его простудой Малиберт справился, но в душе у Тимми жила боль. Он ел меньше половины того, что положено бы съедать голодному ребенку такого возраста, да и то только тогда, когда Малиберт его заставлял.