Апокрифы Другого мира: тулку на испытательном сроке
Шрифт:
В кабинете повисла удивлённая пауза. Эйра переживала вытащенное на всеобщее обозрение не самое радужное воспоминание, Повелительница обдумывала услышанную весьма необычную информацию, а прорицательница погрузилась в одной ей доступные миры неслышимого шёпота и невидимых видений…
— На него надо будет надеть ридитовый ошейник, — вдруг прервала затянувшуюся паузу госпожа Ннага.
— Но он не маг, по крайне мере никто в Риссане, включая его отца, его магом не считал, — удивлённо вскинулась она.
— И всё же ошейник обязателен, — возразила провидица, — я уверена, он сможет тебя очень сильно удивить. Но чтоб не облегчать
— Лорейн, отправляйся в Страфарр немедленно и привези сюда этого мальчишку, — приказала повелительница, — Делай всё так, как сказала Бинелла. Но помни, он не преступник и не враг, поэтому обращайся с ним максимально ласково. Мне нужна его готовность к добровольному сотрудничеству и полная лояльность, а не страх и ненависть. Не жалей денег и сил, чтоб в вашем путешествии ему было комфортно и по приезду в Драфур он воспринимал тебя как любимую тётушку. И на всякий случай возьми с собой дополнительных людей, чтоб в дороге вы смогли справится с любыми неожиданностями. Всё же вы поедите не слишком далеко от границы с Эльфарой, а от светлых ублюдков можно ожидать любой подлости.
Поняв, что аудиенция окончена, эйра Лорейн поклонилась Повелительнице, кивнула на прощание прорицательнице и покинула кабинет. То, что мальчишка привлёк к себе внимание самой Повелительницы, да и ещё при таких обстоятельствах, стало для эйры полной неожиданностью. Но не сказать, что она была хоть чуточку расстроена. Да, полученные инструкции её несколько ограничивают в средствах вытрясания из него всей правды. Но пытать его или как-то над ним издеваться она в любом случае даже не помышляла. А уж идея окружить мальчишку-сироту заботой, чтоб он проникся и почувствовал себя рядом с Лорейн защищённым и довольным жизнью, показалась эйре вполне реализуемой и интересной. Она даже подумала, что не прочь взять над ним опеку без всякого приказа. С таким озорником скучно точно не будет!
Как всё же хорошо, что теперь столь увлекательным делом можно заниматься совершенно официально. Скоро, очень скоро она сможет наконец узнать, что же этот малолетний фокусник выкинул в их последнюю встречу. Уж за десять-то дней пути от Страфарра до Драфура она полностью удовлетворит своё любопытство!
Глава 20. О великой силе поэзии
Год 410 от воцарения династии Алантаров, начало ноября
Место действия: Драура. Срединный тракт, в Драфур, окрестности города Нбарро
Драфурское СИЗО, ветер северный,
Этапом из Нбарро — зла немеряно… Лежит на сердце тяжкий груз.
Грустная песня с жизнерадостным мотивом[1] сопровождала закрытую чёрную карету с четвёркой лошадей, двигавшуюся по столичному тракту в направлении к городу Нбарро. Именно там была запланирована первая ночёвка в нашем десятидневном путешествии из Страфарра в Драфур. Охранял нашу карету аж целый полуэскадрон[2] суровых воительниц, очень ответственно относящихся к охране то ли особо опасного преступника, то ли особо ценного пленника. Причём у меня не было никаких идей, кем я на самом деле являюсь и за что мне такая честь.
Кому этот день стоил большей потери нервных клеток, мне или эйре Лорейн, не взялся бы судить ни один нейрофизиолог. Когда днём моя старая знакомая, радостно потирая ладошки,
Так вот, как только эйра усадила меня в собственный экипаж, выполняющий в данный момент роль особо комфортабельного автозака[3], с садистской ухмылкой пристегнула поводок к специально для таких случаев предусмотренной скобе, а ключик убрала в своё декольте, тут то на меня и снизошло озарение. Я вдруг внезапно изобразил остекленевший взгляд и жестом показал эйре Лорейн, чтоб не отвлекала. Она заинтриговано замерла, ожидая, что же будет дальше. Потянув паузу до момента, когда терпение моей конвоирши уже готово было выбить предохранительный клапан, я запел в вольном переводе на всеобщий:
"Чёрный ворон, что ж ты вьёшься,
Над моею головой.
Ты добычи не дождёшься,
Чёрный ворон, я не твой…"
Попытки вывести меня на серьёзный разговор о нашем предыдущем общении и имевших тогда место загадочных обстоятельствах упиралось в то, что мне срочно требовалось донести до эйры всю успевшую накопиться боль узника, который сидит за решёткой в темнице сырой, подобно запертому в тесной клетке вскормлённому на воле орлу молодому. Аргументы, что мол никто тебя в темницу бросать не собирается мной были безжалостно отметены, как не относящиеся к делу. Как свежо и безапелляционно в этом мире прозвучала набившая оскомину фраза "Я поэт, я так чувствую!", разом лишившая эйру Лорейн точек опоры на реальность и здравый смысл.
За адаптированным под местные условия творчеством Александра Сергеевича последовали "Узник" Лермонтова и "Песнь узника" Глинки. Судя по квадратным глазам эйры, я за сегодня выдал тюремного творчества больше, чем все остальные её подопечные за всю историю застенок драурской госбезопасности. За классиками золотого века последовали переделываемые на живую нитку песни Высоцкого и Круга, ибо меня безудержно несло и пёрло. Как я полагал, терять мне, по большому счёту, было уже нечего, как игроку, проигравшему в подпольном казино обе почки, печень и сердце. Поэтому я смело ставил на кон остатки скелета и костный мозг, так как хуже уже быть точно не могло. Оставалось получить удовольствие по максимуму и надеяться, что когда от попытки осмыслить моё поведение, серое вещество[4] у эйры начнёт выгорать целыми пластами, она проговориться о чём-то, что поможет мне выкрутиться.
Любой критически настроенный читатель обязан был бы усомниться, что у меня могло получиться забивать эфир исключительно поэзией в течении многих часов. И был бы абсолютно прав. Но есть в русской культуре такой жанр устного народного творчества как "причитание", которым владеют многие дети и женщины. Умение импровизации в данном жанре позволяет часами выматывать душу у родителей или мужа, активно вплетая в стонущий речитатив и реальные обиды, и всю историю взаимоотношений, и попадающие в поле зрения предметы, растения, животных, и (и это самое сильное свойство творимой импровизации) любые слова оппонента, сказанные в своё оправдание, любые его действия и даже его молчание.