Аполлон Кучкин. Погоня за вурдалаком, или Синяя крыса счастья
Шрифт:
Возвратившись в родные пенаты и каждому воздав по заслугам – то есть, покормив Тяпу дважды, а, Басю – покормив один раз и один раз выговорив за отвратительное и позорящее высокое звание кота специалиста, поведение, поужинав и рухнув на диван, Кучкин, блаженно прикрыв глаза, принялся размышлять.
О вампирах.
Об их странной природе.
И о связях этих потусторонних сущностей с пенсионерами вообще и, с пенсионером Дохликом, в частности.
Картинка никак не желала вырисовываться – ни маслом, ни акварелью.
Кучкин отчаянно зевнул, выставил будильник
*
Итак – его звали Дубровский.
Вернее, Дубровский – это было не имя, данное гражданину родителями при рождении, а прозвище, но, не приобретенное, а выбранное сознательно.
Петриков Василий Иванович – темная, мутная личность тысяча девятьсот девяностого года рождения, чрезвычайно гордился своим необычным псевдонимом.
Надо сказать, что трудился Петриков отнюдь не в госучреждении и потому, псевдоним был ему крайне, можно сказать, жизненно, необходим.
С детских лет Петриков испытывал тягу к экспроприации – чужого у чужих. Свое имущество Петриков холил и лелеял, и всячески пресекал любые попытки его у себя отнять.
Тырить мелочь по карманам Петриков начал еще с младых школьных лет, вступив на скользкую тропу порока, затем, продолжил, но уже в автобусах и трамваях, а, так же, домах, зданиях и любых иных строениях, содержащих внутри себя различные материальные ценности.
Лишая людей денег и имущества, Петриков, вопреки мнению окружающих, себя вором не считал. Ни в коем разе.
Вор! Это звучит не гордо, а грубо.
Фи! Приземленно и не эстетично.
Петриков считал себя вольным художником, этаким благородным разбойником, лишающим богатых неправедно нажитого.
Помните – Дубровский?
Во-во! А, еще лучше – Робин Гуд.
Парень по имени Робин Гуд был не промах – прославился в веках задолго до появления большевиков, тоже бывших большими любителями чего-нибудь экспроприировать у богатых.
Вот так и Петриков – дубровствовал и имечко-псевдоним себе взял соответствующее. С корнями, аристократическое и романтичное.
А, то, что он, в отличие от того самого, благородного Дубровского, беря у богатых, не думал делиться с бедными, так, то – мелочи. Мелочи, и все тут. Ему, Петрикову, тоже кушать хочется каждый день, да и жить на что-то надо.
В общем, получив в очередной раз заказ на изъятие очередных материальных ценностей в пункте «а» и доставке их, без ведома хозяина ценностей, в пункт «б», Василий Иванович Петриков, не испытывал ни колебаний, ни сомнений.
Дело-то пустяковое – проникнуть, взять и удалиться.
Заказ, по правде сказать, образовался какой-то смутный – что, скажите на милость, можно изъять в доме самого обычного, штатного, среднестатистического пенсионера – пожеванную молью меховую шапку, или раритетный гаечный ключ, утащенный с завода в далекие, молодые годы?
Правда, посетить предлагалось какого-то заурядного профессора, до сих пор, не смотря на преклонный возраст, что-то там читавшего студентам местного вуза.
Звание профессора, по мнению опытного Петрикова, не значило ничего – бюджетник! Это звучит гораздо хуже, чем даже самозанятый. Что такого ценного можно
Но, расплачивались с Петриковым всегда в срок, без проволочек и до копеечки. Потому, получив невнятное распоряжение, описание затребованного предмета и срок исполнения акции, Василий Иванович отправился на прогулку.
Прогуливался дубровствовующий экспроприатор возле достроенного долгостроя, печально знаменитого на весь районный центр и, прохаживаясь, стал свидетелем того, как некий незнакомый, но ужасно подозрительный тип с собакой на поводке, выскочив из, нужного Петрикову, подъезда, стремительно растянулся на дороге, а затем, о чем-то коротко переговорив с тощей девицей в рыжих кудряшках, поспешно удалился в сторону ближайшего супермаркета, утащив за собой своего пса, похожего внешним видом на копну сена, отрастившую ножки и вздумавшую прогуляться по вечерним улицам.
Рыжеволосая девица в приметном сером костюмчике некоторое время маячила возле дома – она, по неизвестной Петрикову причине, не спешила возвращаться домой и заниматься хозяйством. Девица засовывала свой нос в различные укромные уголки, заглядывала под лавки, что-то делала на детской площадке и пыталась толкать мусорные баки.
– Не террористка ли, часом? – озадаченный Василий Иванович, теряя остатки терпения, наблюдал за хаотичными передвижениями подозрительной особы по просторному двору семнадцатиэтажки. – Не холодно ей шастать по ночам, в одном костюме. И, маньяк ни почем. Отчаянная нынче пошла молодежь. – покачал головой, не любящий свидетелей своих неправедных дел, Петриков. – Может быть она участница какого-нибудь шоу, и сейчас из кустов выскочит человек с аппаратурой и громко воскликнет: «Внимание! Улыбнитесь – вас снимает скрытая камера!»?
Демонстрировать свое лицо скрытой и открытой камере, Петриков, укрывающий свои таланты под звучным псевдонимом «Дубровский», намерения не имел. Слава – штука прилипчивая. Как прилипнет, так и потянется следом, а оно ему, Петрикову, надобно? Его дела требуют тишины и скрытности, можно даже сказать, что – интима.
Не нужны ему, Петрикову, ни лишняя слава, ни, тем более, свидетели.
Закончив с бесцельным шараханьем по двору, девица вскоре ушла, захлопнув двери подъезда.
Петриков хмуро усмехнулся – обычные пути, это для слабаков. Тем более, что благородный разбойник, с не менее благородным псевдонимом, знал точно, что заказанный к ограблению гражданин, отлично укрепил двери в свое жилище.
Но коварный Петриков избрал иной вариант проникновения и полез вверх.
Нет, он не отличался субтильным телосложением и не смог бы протиснуться в, неосторожно приоткрытую форточку, но, требуемое окно, вернее – окна балкона и без того оказались широко распахнуты и приглашающе сверкали при свете луны чисто вымытыми стеклами.
Жильцы нижних этажей старательно укрепили себя решетками на окнах, обезопасив от воров-домушников и всяких там любителей подглядывать в форточки, но для гибкого и спортивного, почти благородного Дубровского, забраться по решетке вверх, оказалось делом плевым.