Апостол Павел
Шрифт:
Иудействующие появились во всей Асии. Они говорили от имени Петра, что не могло не впечатлить новообращенных. И не они одни ополчились против Павла: в кенхрейском порту каждый день высаживались на берег путники, среди которых было немало христиан, обращенных иными проповедниками. С уверенностью людей, которые считают себя всезнающими, они подвергали сомнению его честность, утверждали, что он не имеет права зваться апостолом, неустанно твердя, что Христа он не знал. Разве можно признавать его правым в споре с остальными апостолами, которые следовали за Христом на протяжении всего его служения и в Галилее, и в Иудее?
Шли бесконечные разговоры и споры, и немало новообращенных в Коринфе к этим разговорам благосклонно
Все связано и все взаимозависимо. Проповедничество Аполлоса, хотя после разоблачений Павла того и подняли на смех, успело причинить вред: подозрения ощущаются в Первом послании к коринфянам. Аполлос вдохновлялся скорее платоновской философией, чем наставлениями Павла. Для Платона «тело есть могила», а потому коринфяне ради воскрешения душ отбрасывают идею воскрешения тел, проповедуемую Павлом.
Можно представить, что испытал Павел. Он мог лишь высказать свое возмущение, похожее на яростно горящее пламя. Он испытывал, как всякий эмоциональный человек, неизъяснимо сильное страдание. Но мы уверены — именно потому, что уже знаем Павла, — он очень быстро справился с болью. Перед лицом угрозы ему, как всегда, удавалось собрать силы: непоколебимость, энергию, волю.
Теперь, весной 54 года, он приготовился сражаться.
Строки Послания к коринфянам дышат пламенем: «…у вас говорят: “я Павлов”; “я Аполлосов”; “я Кифин”; “а я Христов”. Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились? Благодарю Бога, что я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия, дабы не сказал кто, что я крестил в мое имя. Крестил я также Стефанов дом; а крестил ли еще кого, не знаю. Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова» (1 Кор 1:12–17).
Этот исполненный эмоций текст не только свидетельствует об умении Павла доказывать свою точку зрения, но и объясняет нам, как создавались послания. Нет сомнения, что Павел диктовал, а кто-то из его последователей записывал слова апостола: неоднократно появляется имя писавшего, подкрепленное иногда и его собственным рассуждением.
Вернемся к последователям Аполлоса, которых Павел именует psuchiko"i,то есть «душевные» люди, находящиеся во власти собственной природы. Павел высмеивает их как «умных», но неспособных понять то, что исходит от Духа Святого. Он противопоставляет их людям «духовным», вдохновляемым Духом Божиим (pneumatiko"i): «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь… Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов» (1 Кор 2:14–16).
Одним ударом поражает Павел иудействующих и коринфян, не устоявших перед соблазном платонизма: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (1 Кор 1:22–25).
Павел полагал, что коринфяне будут всегда следовать его наставлениям. Этого не случилось, и он соглашается просветить их. Ничто не имеет смысла за пределами той уверенности, которую они должны разделить с Павлом: Господь скоро вновь появится, со дня на день. А зачем тогда суетиться по поводу житейских благ? Стоит ли, например, соединяться браком? Ответ Павла звучит
Какой же смысл следует придавать словам «все люди были, как я»? Вряд ли в этом можно видеть проявление аскетизма, борющегося с естественными человеческими склонностями; Павел так прямо и написал бы. Тон его повествования скорее указывает на то, что сам он достиг полного безразличия к зову плоти, однако знает, что большинство мужчин и женщин не таковы: «Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я. Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1 Кор 7:8–9). Интересно, что Павел признается — на сей счет он не получал от Господа приказа: «Относительно девства я не имею повеления Господня, а даю совет, как получивший от Господа милость быть Ему верным» (1 Кор 7:25).
Он уверенно подтверждает, что возвращение Христа близко («время уже коротко»), и делает из этого свои заключения: «Соединен ли ты с женой? не ищи развода. Остался ли без жены? не ищи жены. Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит». Далее чувствуется то же спокойное безразличие: «…выдающий замуж свою девицу поступает хорошо; а не выдающий поступает лучше». Но и тут, как бы мимоходом, Павел формулирует правила: «Жена связана законом, доколе жив муж ее; если же муж ее умрет, свободна выйти, за кого хочет, только в Господе» (то есть за христианина) (1 Кор 7:27, 38–39).
Коринфян, похоже, глубоко волновали отношения мужчины и женщины. И Павлу пришлось отвечать: муж «…есть образ и слава Божия; а жена есть слава мужа. Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа… Впрочем ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе» (1 Кор 11:7–8, 11). Далее Павел продолжает: «Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих…» (1 Кор 14:34–35).
Это мнение Павла о женщинах, и именно его припоминают каждый раз, когда речь заходит о Павле. Не будем заблуждаться: если для человека XXI века такая точка зрения неприемлема, то в мире, где жил Павел, такие взгляды считались обычными. Павел здесь ничего не изобретает: он всего лишь излагает, несколько смягчив, иудейский закон. Он идет гораздо дальше римского права и дальше права варваров! Те, кто твердит о женоненавистничестве Павла, опираются на очень ограниченное число одних и тех же фраз, искусственно вырванных из его посланий. Действительно ли в них прочитывается убеждение, что женщина ниже мужчины? Павла обвиняют в том, что он нигде ничего не говорит о своей матери, но ведь он ничего не говорит и об отце.
Павел советует женщинам покрывать голову, но этот обычай был едва ли не всеобщим. Следует ли его в этом упрекать, если ему было известно, что в Коринфе с непокрытой головой ходят проститутки и носятся обезумевшие вакханки? То, что он видит в муже славу Божию, а в жене — славу мужа, это всего лишь отзвук библейской Книги Бытия, где, как любому известно, Господь сотворил Еву из тела Адама. Упрекают его и в том, что он повелевает женщинам молчать в церкви, но так обстояло дело и в синагогах, где женщины стояли далеко позади мужчин.