Апостол Сергей. Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле

Эйдельман Натан Яковлевич

«— Наше дело, — сказал Муравьев по окончании чтения, обратись снова к солдатам, — так велико и благородно, что не должно быть запятнано никаким принуждением, и потому кто из вас, и офицеры, и рядовые, чувствует себя неспособным к такому предприятию, тот пускай немедленно оставит ряды, он может без страха остаться в городе, если только совесть его позволит ему быть спокойным и не будет его упрекать за то, что он оставил своих товарищей на столь трудном и славном поприще, в то время как отечество требует помощи каждого из сынов своих.

Громкие восклицания заглушили последние слова С. Муравьева. Никто не оставил рядов и каждый ожидал с нетерпением минуты лететь за славою

или смертью.

Между тем священник приступил к совершению молебна. Сей религиозный обряд произвел сильное впечатление. Души, возвышенные опасностью предприятия, были готовы принять священные и таинственные чувства религии, которые проникли даже в самые нечувствительные сердца».

Действие этой драматической сцены усилил неожиданный приезд молодого свитского офицера, который с восторгом бросился в объятия Сергея Ивановича. Это был младший из Муравьевых — Ипполит.

Барон Соловьев в последний день 1825 года видит сцепу из древней Руси или древнего Рима: три брата, словно братья Горации, храм, молебен, свобода…

Кажется, будто люди лепят историю по образцу тех книжек и рассказов, которыми очарованы с детства. Но это — офицеры, дворяне, грамотные.

А что чувствуют солдаты? Ведь они и без Катехизиса поднялись. Те ли слова сказаны на площади?

Сергей Муравьев (на допросе):

«Прочтение Катехизиса произвело дурное впечатление на солдат».

Сергей Иванович, возможно, выгораживает солдат, забирая побольше вины себе.

Матвей Муравьев: «О Катехизисе я знал, но никогда не одобрял, так как я оный считал ребячеством».

Игнатий Ракуза: «Когда читали солдатам Катехизис, я слышал, но содержания оного не упомню. Нижние чипы едва лн могли слышать читанное».

Впечатления васильковских обывателей:

«Муравьев, сидя на лошади, верхом, кричал, что царей нет, а только одна выдумка… Один из солдат спрашивал инвалидного поручика — кому они присягают, но видя, что нижний чин пьян, он, поручик, удалился, а солдат кричал: „Теперь вольность!“»

Анекдот в записи секретаря императрицы Марии Федоровны (позже слишком популярный в «верхах» и на Западе):

«Пятница, 8 января 1826 г.

Императрица рассказала нам историю возмущения, поднятого подполковником Муравьевым, который обольстил часть Черниговского полка. Сумасшедший Муравьев провозгласил перед Черниговским полком славяно-русскую республику. Его спросили: „Кто же будет царем?“ И когда узнали, что вовсе не будет царя, то его начали оставлять».

Где истина? Как отделить в этих рассказах реальное ядро от скорлупы?

1) Солдаты воодушевлены «Катехизисом», и в то же время

2) Лозунг «Царь Иисус» вскоре заменяется — «царь Константин».

Сергей Муравьев: «Приметив же, что прочтение Катехизиса произвело дурное впечатление на солдат, я решился снова действовать во имя великого князя Константина Павловича». К тому же брат Ипполит по дороге часто слышал народные толки об этом имени. Царь Константин, оказывается, ближе, понятнее. Чисто религиозный лозунг мог поднять разве что раскольников, да и то с обязательным присутствием в числе врагов «царя-антихриста». Царь — важнее бога. Вера в царя или в царевича-освободителя присутствуем почти во всех народных движениях с XVI по XIX век. Десятки «царевичей» или «спасшихся от неминуемой смерти» царей, лже-Дмитриев, лже-Алексеев, лже-Петров третьих, лже-Павлов, лже-Константинов…

Сергей Муравьев не мог, вернее не хотел, подкрепить чудом свое Апостольство.

«Глаголящий во имя господне» не пожелал превратиться в исступленного проповедника, доводящего до экстаза себя и других. Может быть, больше преуспел бы в этой роли Бестужев-Рюмин. Но европейское образование, но офицерский мундир! И наконец, Лютер, Пугачев зажигали целый край, страну, народ; в Василькове же начинается военная революция, которая конечно же принесет всем краям свободу, но по хорошо известной формуле «все для народа, но ничего через народ»…

Если бы здесь, на площади перед собором, появился вдруг незнакомый офицер, в котором Сергей Муравьев и другие опознали царевича Константина! А ведь слух уже идет, что царевич ждет неподалеку, в местечке Брусилов. А ведь появление Ипполита оттуда, из столицы, да еще как раз во время клятвы, легко объяснить как чудо, благую весть, сигнал от настоящего царя!

Если бы так, эффект был бы в десять раз сильнее, чем от Катехизиса!

Знал ли о том Сергей Иванович? Знал, конечно. Но если б он был человеком, способным на такие спектакли, не ходил бы «задумчив, одинокий», жил бы спокойнее, веселее, основательнее, с членами тайных обществ встречался бы разве что за вином и картами и, наверное, кончил бы жизнь генералом или генерал-адъютантом… Генерал-адъютант Муравьев-Апостол. Звучит красиво.

Невозможно.

На следствии допытывались: «Подполковник Муравьев-Апостол во время возмущения какое принял на себя звание, как его именовали сообщники его?»

Ответ: «Звания никакого Муравьев не принимал. Это всему полку известно».

«Звание» — подразумевается вождь, генерал, диктатор, командующий, Апостол.

Но ведь Катехизис, молебен подняли солдатский дух?

31-го днем дух и без молебна высок! И 1 января не снизится: обряд не создал новой ситуации. Но вот второго, третьего… Однако второе и третье января еще далеко — в будущем году. Пока же звучит команда «В поход!», жители крестятся и благословляют солдатиков — около тысячи человек выходит из города по старинному тракту. Тысяча! Наполеон взял Францию с одной ротой; Гарибальди с тысячей уничтожит одно королевство и создаст другое. Сколько надо для России?

Фантастический 1826-й

Все будет хорошо…

Бестужев-Рюмин

«Одна рота увлечет полк…» Муравьев рассказывал офицерам о Риего: тот прошел через всю Испанию с тремя сотнями человек и восстановил конституцию, «а они с полком, чтобы не исполнили предприятия своего, тогда как все уже готово, и в особенности войско, которое очень недовольно…» [9] . Начать с Черниговского. Присоединяются Ахтырский и Александрийский гусарские, Алексапольский пехотный и 17-й егерский, а в корпусной квартире встретит их 8-я дивизия и Артиллерийская бригада… Члены Тайного общества, опираясь на бывших семеновских солдат, поднимают Тамбовский, Саратовский, Воронежский, Старооскольский, Кременчугский, Витебский, Курский полки. Провозглашают свободу и равенство.

9

Цитаты, помещенные в этой главе без указания авторства, взяты из записок Горбачевского и показаний членов Южного общества, особенно Бестужева-Рюмина, чье воображение часто залетало в то время, когда уже «все будет хорошо».