Арбин

Асхадова Амина

Спокойный голос Арбина доносится до меня:

– Это не я убью его. Он сам копает себе яму. И, в конце концов, признайся себе, лиса: не нужна ты ему. Он не делал попыток найти тебя. Ты останешься со мной, - вторит он.

Я качаю головой, раскидывая длинные огненные волосы по подушке. Локоны задевают кожу Арбина, но он продолжает смотреть на меня со спокойствием.

– Я не останусь, - шепчу, не замечая влагу в глазах.

– Ты ему не нужна. Куда ты пойдешь? В бордель? Останешься со мной, - отрезает Арбин, продолжая

лежать на постели, - разговор окончен.

Я больно кусаю губы, обезумев. Нет, это не может быть правдой. Пытаюсь добраться до его разума, до его сердца. Заледеневшего сердца.

– Что будет, когда в этот дом придет беременная женщина? Или, когда у тебя появится ребенок? Или что ты собрался делать в Израиле, я ведь не знаю… В конце концов, как у тебя вообще могут быть такие мысли? Ты насильник, бандит, я для тебя – только лишь орудие мести. И я хочу…

– Мне плевать, чего хочешь ты, - глаза Арбина вспыхивают ярким пламенем, - ты моя, лиса. Столько, сколько мне понадобится.

Я сглотнула и уставилась во все глаза от той дикости, что сейчас слышала.

– Израиль ничего не поменяет в моей жизни. Так что успокойся, - Арбин положил руки за голову, уставился в потолок и нахмурился.

– Я не хочу быть здесь. Делайте, что хотите без меня… - шепчу с болью и не замечаю выпада в мою сторону. Арбин приближается резко. Его лицо – напротив, губы соприкасаются с моими, а руки сгребают в охапку мою рыжую копну.

– Я тебя хочу, лиса. Тебя хочу двадцать четыре на семь, поняла? В постели своей хочу тебя, малую. Поняла? Целовать тебя хочу, ночами обнимать хочу. Трахать тебя хочу, лиса. Ты поняла меня?

Его пятерня сжимается на волосах, обстановка становится напряженнее. В глазах Арбина – тьма:

– Детей хочу. А если так получится, то будешь с ними жить под одной крышей. Воспитывать их. Хочу я так, лиса. И твое жалкое хотение против моих ни о чем. Я хочу. И все на этом.

Я прикрываю глаза, тяжело дышу и не верю во все происходящее. Совсем. Нахожусь под гнетом его рук, глаз, тела, но закрываю глаза, а в следующую секунду его язык проникает между моих губ, касаясь зубов, неба, орудуя в самой глубине. Его руки прижимают меня к своему полунагому телу, пальцы ощупывают кожу под ночной рубашкой. Я не сдерживаюсь и плачу, больше не могу держаться. Информация, поданная в это утро, убивает меня изнутри.

Хочет.

Не отпустит.

Убьет, но не отпустит.

Он расстегивает пуговицы на моей спальной рубашке. За душевной болью не сразу замечаю, как оказываюсь обнаженной в его руках. Открываю глаза и вижу его вожделенный взгляд. Мое тело в его руках, мое голое тело перед его глазами.

Рука Арбина пробирается вниз, заползает между ног и трогает то, что принадлежит ему. Я принадлежу ему – это он так сказал.

Грудь, мои губы, лоно – этим утром он трогал все, он был во мне, не замечая текущих слез.

–

Я не хочу… - шепчу, уворачиваюсь от его сминающих губ.

– Я хочу, - он врывается внутрь и еще на час я не выхожу из спальни.

Просто не могу выйти. Нельзя. Не отпускает. Насилует.

Меняет позы, хватает за руки, заламывает и проникает внутрь.

И так несчетное количество раз.

Мое сопротивление не бьет по его самооценке, оно его, кажется, только забавляет.

Он прикасается к моей обнаженной шее своими губами, толкаясь в меня членом. Это третья метка, что он оставил на мне за это утро. Я всхлипываю, он продолжает двигаться внутри.

Арбин шире разводит ноги и заходит глубоко, прикасаясь своими бедрами к моим. Я замираю, потому что слишком обостряются чувства. Мне не больно, и оттого я не могу забыть, что он во мне.

– Моя лисица… не зли меня, пожалуйста. Будь все это время хорошей девочкой, слышишь?

Не дает ответить, проникает языком между губ, кусает их и вновь целует. Не двигается, так и замерев во мне:

– Когда ты не ерепенишься, я не обижаю тебя. Не зли меня, лисица…

Я молчу, проглатывая слезы.

Нет, не молчу:

– Пошел к черту… - шепчу я, когда чувствую дикие толчки и скорую пульсацию внутри себя.

Арбин стискивает тело в объятиях, кончая в меня. Я чувствую разливающееся тепло внизу, но отодвинуться не позволяют его руки. Распластанная под ним, я без сил после сопротивления принимаю его семя.

– А знаешь, от чего я кайфую больше всего? – слышу его шепот, сопровождающийся тяжелым дыханием, - ты ночами ко мне лезешь. Чуть холодно – прижимаешься ко мне. Чуть страшно – бьешься в мои объятия.

– Лжешь, - хриплю я.

– И я тебя прижимаю к себе. В такие моменты я понимаю, что не отпущу. Нет, не думай даже.

– Под дулом пистолета не трону тебя ночью, - шепчу я, до боли кусая губы.

– А я говорю о страхе. Ночью все иначе, лисица…

Этим утром я еще не догадывалась о том, что моя жизнь не единожды будет принимать неожиданные и порой ужасные обороты. Она, судьба-злодейка, покажет мне мое место и скажет, усмехнувшись: «Все в моих руках… А ты, девочка, пляши, пляши под мою дудку!»

И первый зловещий смех злодейки ждал не меня – ждал нас - этим утром, когда на пороге дома Арбинского появилась женщина лет тридцати.

Инга позвала нас завтракать, и Арбин ушел из спальни первый, потому как я направилась в душ – хотелось проснуться и очиститься ото всего произошедшего. Получилось ли у меня? Я не знала, но после горячего душа мне полегчало в разы, а осознание скорого отъезда мужчины окрыляло меня до невозможности. Наспех высушив мокрые рыжие локоны, я облачилась в джинсы и майку – дома я любила ходить так, в закрытом виде, а не в чем-то домашнем. Особенно, при Арбинской охране.