Арбузный король
Шрифт:
Вернемся к вашей матери, которая, как я уже сказала, была отменной сучкой. Она принесла много горя в наши края, действуя с бездумным оптимизмом пиромана, получившего в свое распоряжение коробку спичек. Мой муж погиб несколько лет назад, выпав из окна второго этажа. По справедливости эта смерть должна быть записана на счет Люси Райдер. Она относилась к тому сорту женщин, что привыкли без усилий добиваться своего, раздаривая направо и налево обещания и улыбки. Она подавала мужчинам надежду. Проследить ход мужских рассуждений несложно: «Починю-ка я сарай на ее заднем дворе, и она, может быть, угостит меня сэндвичем… — Должна заметить, что ее сэндвичи имели здесь большой успех. — Потом мы посидим-поболтаем, слово за слово, одно ведет к другому, а там все может быть». Что ж, «все может быть» — с этим не поспоришь. Может быть, я завтра найду слиток золота в тарелке с картофельным пюре. «Одно ведет к другому» — тоже верно,
Видите ли, Карл не обладал даром красноречия. Он не умел заделывать дыры в крыше и прочищать засорившийся водопровод. Он не мог похвастаться даже таким пустяком, как наличие пары глаз, — у него была стекляшка вместо левого глаза, который он потерял еще в детстве, наколовшись на штырь железной изгороди. Ему удалось устроиться работать на стройку только потому, что он был силен и мог выполнять простейшие операции: что-нибудь поднять, подтащить и так далее. Между тем все мужчины, которые вились вокруг Люси, умели что-то делать, могли быть ей полезны, и бедолага Карл, пытавшийся примкнуть к этой собачьей свадьбе, не имел реальных шансов на успех.
Затем по городу прошел слух, что Люси учит Игги Винслоу читать. Карла эта новость задела за живое. Сколько помню, его никогда не беспокоила собственная малограмотность, а тут он вдруг возжелал стать великим читателем.
— Ты читаешь вполне сносно, Карл, — сказала я ему.
А он в ответ:
— Какое там сносно — едва по складам разбираю, а в газетах и всяких книжках не понимаю и половины прочитанного.
— А ты пропускай то, что тебе непонятно, — сказала я.
А он:
— Так я и делал до сих пор, но я хочу понимать все, что там пишут.
И вот он попросил Люси помочь ему с чтением, та охотно согласилась, и они назначили время занятий. Свободного времени у Люси было навалом, ведь она нигде не работала по-настоящему, имея возможность черпать деньги из кувшина в «Антрекоте». Для меня тоже ставили такой кувшин после смерти Карла, но он опустел уже через пару месяцев, а кувшин Люси стабильно пополнялся на протяжении почти целого года — все то время, что он простоял на прилавке.
Когда Карл пришел домой после первого урока, я сразу догадалась, что он влюбился в вашу мать. Этот глупо-мечтательный вид и красные пятна на щеках, эта манера отводить глаза всякий раз, как я упоминаю ее имя, — все указывало на то, что у Карла появился большой секрет. Тайная любовь. Я спросила:
— Как прошел урок?
— Отлично, — сказал он. — Мы говорили о том, как одна буква может изменить все слово.
И он прочел мне что-то вроде стишка:
— Один поэт, другой поет, а третий пьет — все буквы знают свой черед. Это про то, что нельзя путать буквы при чтении, иначе не поймешь смысла.
Для бедного Карла это звучало как любовная поэма. Он твердил ее целыми днями вплоть до следующего урока.
Они занимались раз в неделю, и с каждой неделей Карл все глубже увязал в этой трясине. Что бы я ни говорила, что бы ни делала — все его раздражало. Я замечала, как он стал на меня смотреть, видимо сравнивая с Люси Райдер. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто побеждал в этих сравнениях за явным преимуществом. Ее губы, ее глаза, ее волосы — тут ничего нельзя было поделать, потому что Карл твердо знал, чего он хочет. Однако он не мог получить желаемое и в то же время не желал иметь то, что ему принадлежало по праву. Это печальная история — я говорю про нас с Карлом, мистер Райдер. Очень печальная история. Не стану утверждать, что до того мы были счастливой парой, но с какими проблемами мы сталкивались? Деньги, выпивка, ссоры по пустякам. Это были обычные семейные проблемы, и мы могли с ними разобраться. Но когда к обычным проблемам добавилась Люси Райдер, стало ясно: такую нагрузку нашей семье не потянуть.
А она тем временем подняла шумиху по поводу Арбузного фестиваля: мол, все это глупо, архаично и вообще неправильно и пора, мол, с этим покончить или хотя бы изменить программу — и это про старейший фестиваль такого рода в Соединенных Штатах! Она хотела превратить его в «безобидное развлечение, не оскорбляющее ничьего достоинства». Я плохо понимала, к чему она клонит. И в этом я была не одинока. Что она имеет против арбузов? И вообще, кто она такая, эта вертихвостка, приехавшая в наш город всего несколько месяцев назад? Кстати, кто-нибудь
Однако Люси ловко повела игру. Ее разговоры о фестивале, дружба с неграми и тому подобное — все это повлияло на умы (читай: на мужские умы), и кое-кто начал поговаривать, что она, может быть, и права. «Во всяком случае, не стоит с ходу отвергать ее идеи, — рассуждали мужчины. — Надо все обдумать и обсудить». И они отправлялись к ней с намерением обсуждать идеи до глубокой ночи, а там посмотреть, что из этого выйдет.
Я не хочу углубляться в подробности той истории с Игги, потому что мне больно вспоминать реакцию Карла, когда он все узнал. Ведь Карл тоже был ее учеником, и тем не менее она предпочла ему Игги. Карл не мог этого понять. Как-никак, он был видный мужчина, высокого роста и на лицо недурен, а Игги — уродливый коротышка, типичный дегенерат. Если бы она взяла ружье и выстрелила Карлу в висок, пуля не убила бы его вернее, чем получение такого известия. Конечно, я знала, что творится в сердце и в голове Карла, но я ничего не могла сделать, поскольку сама была в числе пострадавших. Люси поступила так с единственной целью — сорвать фестиваль, и все это прекрасно знали. Однако Карл ужасно переживал, и разговаривать с ним было бесполезно, хотя я и пыталась. Я ему много чего наговорила; как жена, я имела на это право. Только помочь ему я не могла. Он выпал из окна спустя семь лет — или сколько их там прошло с тех пор, как ваша мать, приехав сюда, убила его душу, — и когда мне об этом сообщили, первой моей мыслью было: «Почему он так долго с этим тянул?» Ведь он, по сути, давно уже был мертвецом.
ВИНСЕНТ НЬЮБИ, НЕГР
Хотя афроамериканцы — или негры, как их по традиции именовали в Эшленде, — составляли почти треть населения городка, их редко можно было увидеть на центральных улицах, в магазинах или за утренней чашечкой кофе в «Антрекоте». Винсент Ньюби гордо сказал мне, что до выхода на пенсию он работал водителем грузовика. Правда, этот грузовик (на котором он продолжал ездить и будучи пенсионером) оказался доисторическим «фордом» с кузовом-платформой, чей двигатель пробуждался к жизни с большой неохотой и жутким скрежетом, отчасти напоминавшим звук, с которым вылезал из своего любимого кресла сам мистер Ньюби. Этому маленькому человеку с волосами, как будто прихваченными инеем на кончиках, скоро должно было стукнуть три четверти века. Его лицо, все в глубоких складках кожи, казалось, в прошлом принадлежало другому, гораздо более крупному человеку. Как вскоре выяснилось, мое первое впечатление было верным. По словам Ньюби, он давно уже болел диабетом, который буквально съедал его из год в год, пока не уменьшил до нынешних скромных размеров. Взгляд у него был ясный и открытый, а речь очень медленной, словно он проговаривал каждую фразу про себя, перед тем как ее озвучить.
Я питал самые лучшие чувства к мисс Люси Райдер.
Как-то раз она пришла ко мне и попросила помочь ей с огородом. Сказала, что видела мой огород и он ей понравился.
У себя в огороде я выращиваю все: цветы, овощи, ягоды — и арбузы, разумеется. Каждый год я выращиваю самые большие арбузы с самым большим количеством семян, тут никто не может со мной тягаться — я это знаю, — но мне нельзя участвовать в конкурсах, потому что… просто так не принято. Увидев мои арбузы, она захотела узнать, как они у меня получаются такими красивыми и крупными, а когда я ей сказал, она сначала отказывалась верить. Это вовсе не секрет, я говорю это всем, если кто спросит, но только никто не спрашивает, вот только она пришла и спросила.
Это все животные, сказал я ей.
Мертвые животные. Все знают об этом, потому что все так делают издавна, хотя не многие люди соглашаются говорить на эту тему. Я-то что, я всегда готов поговорить.
Все очень просто: вы берете мертвых животных и закапываете их глубоко под тем местом, где хотите что-нибудь посадить, и это что-нибудь начинает расти вдвое лучше. Это старинный способ. В нашей семье он передавался из поколения в поколение, а наша семья живет здесь с самого начала. В прежние времена, когда мертвятины было больше, так поступали все вокруг.