Арбузный король

Уоллес Дэниел

— Томас Райдер, — произнес один из мужчин, в котором я узнал Шугера. Ошибка исключалась: помимо знакомого голоса и фигуры, подсказкой служил нагрудный жетон с экс-королевской вечеринки, выглядывавший из-под нижних складок капюшона. — Нам известно, что ты достиг возраста восемнадцати лет. И нам известно, что ты еще ни разу не делил ложе с женщиной, дабы посеять семя, дарящее новую жизнь. Тебе еще только предстоит вскрыть сосуд с семенами, которые есть начало всех нас и будут таковыми во веки веков. Все сказанное верно?

Он произнес эту речь так, словно произносил ее уже очень много раз и устал от бесконечных повторов. Я не смог вымолвить

ни слова, до сих пор еще не придя в себя, — сказывался двойной шок от рассказа Игги и от вида старушечьей фигурки, явившейся как из кошмарного сна в сопровождении парочки в капюшонах.

— Сказанное верно? — повторил второй мужчина более настойчиво. Это был Снайпс. — Отвечай на заданный вопрос.

— Да… верно, — сказал я. — То есть верно в том смысле, что мне восемнадцать лет. Это так. Но я уже делил ложе с женщинами. Много-много раз, так с ходу и не сосчитать. У меня было как минимум по одной женщине в каждом штате Америки. И еще у меня есть жена в Техасе. Я…

— Ты — король! — провозгласил Снайпс.

И внезапно, словно в ней сработал выключатель, болотная старуха ожила. Откуда-то из глубин рваных, полуистлевших одежд ее костлявые клешни извлекли арбуз — самый большой из всех мною виденных. Она подняла арбуз над головой, в мертвых глазницах сверкнули зловещие красные огоньки, и огромный плод полетел к моим ногам, взорвавшись как бомба и обдав меня своим кроваво-красным соком.

— Отныне ты король, — сказал Шугер.

— Арбузный король, — сказал Снайпс, после чего они повернулись и вышли из дома.

Я поискал глазами Игги, но оказалось, что он тоже исчез, оставив меня одного в темноте, в этом старом доме, населенном призраками.

На следующее утро я проснулся и увидел миссис Парсонс у изголовья моей постели. Глаза ее были прищурены и холодно поблескивали; в руке ее я заметил ножницы. Спросонок я не сразу сообразил, было ли все случившееся этой ночью в действительности, или оно привиделось мне во сне.

— Вставай, Томас, — сказала она. — Пора.

Хотя вчера по приходе домой я помылся, на мне обнаружилось много мелких коричневых семечек. Я нашел одно, затем еще парочку, затем еще — семечки прилипли к моей коже, запутались в волосах. Все мое тело было липким, как будто я накануне принимал ванну из сладкого сока. Ночью, шагая обратно через пустынный город, я твердо решил покинуть Эшленд на рассвете. Моя цель была достигнута, на все вопросы найдены ответы. На все, кроме одного, но я подумал, что с этим могу разобраться позднее и в другом месте.

С торжественно-чопорным видом миссис Парсонс повернулась и направилась к двери спальни.

— Я хочу позвонить Анне, — сказал я.

— Телефон на первом этаже.

— Она, должно быть, волнуется, — пояснил я. — Мне надо ее успокоить.

— Милый мой, — сказала миссис Парсонс, — ты думаешь, она не знала, что тебя ждет, когда ты к нам вернешься? Думаешь, она не предвидела все заранее? Прислушайся к своему сердцу: что оно тебе говорит?

— Я не умею слушать свое сердце, — сказал я.

— А ты попробуй, прислушайся хорошенько.

— Я могу уехать прямо сейчас. Вы не имеете права меня задерживать.

— Твоя машина куда-то запропастилась, — сказала она, стоя в дверях комнаты.

— Вы тут все чокнутые, — сказал я. — Все до единого. Но я все равно смогу отсюда выбраться. Я убегу. Я буду бежать, пока не доберусь до… до нормальных людей.

— Стоит только пуститься

в бега, и ты уже никогда не остановишься. Тебе это прекрасно известно. — В ее лице не осталось и намека на прежнюю приветливость, которая, судя по всему, была только притворством. — Можешь не утруждать себя одеванием. Спускайся вниз, там я приготовила для тебя новую одежду. — Взглянув на меня, она улыбнулась. — Что уж такого страшного может с тобой случиться? Тебе только нужно будет сойтись с одной из тех женщин, что были здесь позапрошлым вечером.

Засим она удалилась.

Я надел оставленный ею на краю постели старый мужской халат в красно-зеленую клетку и спустился на первый этаж. Она ждала меня в гостиной, посреди которой стоял табурет.

— Садись сюда, — сказала она.

Я не двинулся с места. Она по-прежнему держала в руке ножницы.

— Надо подстричься, — сказала она. — Присаживайся.

— Но…

— Томас, ты теперь король. Ты это знаешь, я это знаю, все это знают. Нет смысла противиться. Я постараюсь сделать тебя как можно более привлекательным, чтобы, когда ты появишься в городе, на тебя заглядывались все женщины. Пусть они видят, что упустили. Пусть завидуют той из них, на кого падет выбор. А после захода солнца… впрочем, остальное ты знаешь и сам.

Я знал остальное. Но я не мог представить себя участником этого действа. Спорить с миссис Парсонс действительно не имело смысла. Она просто делала то, что полагала правильным. Однако я рассчитывал, что у меня еще будет шанс переиграть все по-своему. Я не собирался превращаться в жертву кем-то выбранной для меня судьбы; мне претила мысль о том, что все было предопределено со дня моего рождения или даже с того давнего дня, когда мой отец покинул Эшленд. Я решил посмотреть, как будут развиваться события, и в удобный момент сделать свой ход, не предусмотренный их планами.

Ножницы щелкали; пряди волос падали мне на плечи и на пол вокруг табурета.

— Глупости это все, — неожиданно произнесла миссис Парсонс, как будто подслушав мои мысли. — Глупые предрассудки. В этом нет ничего постыдного. Ты окажешь нам всем большую услугу.

Сделаешь свое дело — и к нам вернутся арбузы, и наша жизнь станет такой, как прежде. Тебе всего-навсего надо соединиться с женщиной, которая очень этого хочет. Скажу честно, — она наклонилась и зашептала мне в ухо, — я была потрясена. Когда я впервые тебя увидела, ты нисколько не походил на кандидата в Арбузные короли. Симпатичный парень, хорошие зубы… В чем же твоя проблема?

— Проблем особых не было, — сказал я. — Только я никогда… я не чувствовал…

— У тебя были подружки?

— Конечно, — сказал я.

— Но ты ни разу этого не почувствовал?

— Чего?

— Этого. Я говорю о вожделении. — Она перестала щелкать ножницами, положила ладони на мою голову и начала медленно двигать пальцами. — Бездумное, темное вожделение… Это и есть начало всего, начало жизни, отцовства и материнства — от первой живой клетки или бактерии до каждого корабля, покидавшего каждую гавань мира с начала истории; от самого грязного и жалкого городишки где-нибудь у черта на куличках до величайшего и прекраснейшего из городов мира. Порой мы без раздумий делаем то, что нам очень хочется, а позднее окидываем взглядом сделанное и решаем, хорошо это было или плохо, правильно или неправильно, видна тут искра божья или за этим тянется дьявольский хвост. В подобных вещах все мы одинаковы.