Арест
Шрифт:
Я никогда не хотела другого мужчину так. Грязно. Разнузданно. Развязно. Наплевав на гордость, на здравый смысл, позабыв обо всех табу и запретах.
Адам пробуждает нечто новое во мне. Или открывает давно забытое старое? Вытягивает на поверхность, обнажает до мяса, до костей.
Этот мужчина делает меня настоящей. Бьет током, прошибает электричеством. Ощущаю себя оголенным проводом. Содрогаюсь и трепещу, уступаю глубинным порывам. Воля плавится точно воск.
— Что ты, — запинаюсь. — Что ты делаешь со
— Люблю, — следует невозмутимый ответ, от которого меня потряхивает гораздо сильнее, чем от самых откровенных и запредельных ласк.
Любит? Серьезно? Очередная издевка? Дурацкая шутка? Бред? Наверное, я ослышалась. Такие мужчины не способны любить. Они пользуются. Берут, применяют по назначению, после выбрасывают на помойку.
— Люблю, — мрачно повторяет Адам, обхватывает мои бедра и толкается внутрь, проникает очень медленно, неспешно, растягивает изнутри своим исполинским органом. — Но моя любовь может причинить тебе сильную боль.
Сдавленный всхлип срывается с моих губ. Пораженный возглас забивается в горле. С шумом втягиваю раскаленный воздух, отчаянно стараюсь выровнять дыхание.
Ничего не удается. Ничего не выходит.
Новые ощущения. Незнакомые. Ни на что не похожие. Непередаваемые. Низ живота распирает, окольцовывает раскаленная вспышка.
Это не больно. Просто необычно. Странно. Дико. Пульс бьет в затылок. Перед глазами темнеет. Впечатление, точно я слепну, перестаю различать окружающий мир.
Застываю. Боюсь шелохнуться. Страшно.
— Я не о сексе, — шепчет Адам, прижимается губами к моей шее, будто ловит одержимый бой крови. — Другая боль. Сильная. Настоящая. Но если ты сможешь понять и принять, если сумеешь вынести это, то однажды мы будем счастливы.
Слышу его голос, различаю слова, однако суть ускользает, ведь довольно трудно трезво мыслить, когда между ягодицами вколачивается гигантский член, входит в узкий проход, точно металлический поршень, проскальзывает все глубже, закрепляет свои права.
Адам берет меня так, как никто прежде не брал. И дело не только в новом виде секса. Дело вообще не в сексе. Он что-то делает со мной. Он… другой.
В этот миг. В эту конкретную секунду.
Я вижу его настоящего. Реального. Не красивый и эффектный образ для игры на публику. Не выхолощенный тип в безупречном костюме. Маска сгорает дотла.
Зверь. Голодный. Изощренный. Извращенный. Зверь, которого нельзя победить… ведь ему хочется сдаться, уступить во всем, упасть на колени, преклоняться, покоряться.
Больше нет слов. Мысли оседают вязким пеплом. Чувства обострены до предела. Ранят, терзают, продирают. Эмоции раздирают на части, ребра выламывают.
Каждое прикосновение ощущается как удар. Вышибает кислород из легких. Каждое прикосновение возносит до небес и свергает в самое сердце пекла.
Нет ничего. Только он и я. Темень.
Огромный член толкается вглубь. Плавно. Жестко. Ритмично. Овладевает, порабощает и подчиняет. Возвращает в каменный век, к первобытным временам. Оставляет горящее тавро дикости. Выжигает каленым железом. Прожигает насквозь.
Мой зад нанизан на разгоряченный до предела стальной вертел, проткнут мужской похотью, заклеймён вздыбленной плотью. Тяжелые толчки распаляют жажду, ведут прямо по остро заточенным граням, окунают в ядовитый омут.
Комкаю простыню в судорожно сведенных пальцах. Извиваюсь. Выгибаюсь. На части раскалываюсь от раздирающих разум в клочья чувств. Возбуждение нарастает, ледяной пот пробивает тело.
Я не знаю, как долго это длится. Время просто перестает существовать. Громадный член не ведает усталости, бьет внутрь, погружается до упора, пробирается тягучими рывками. Еще и еще. Кричу, умоляю, с ума схожу. Впадаю в неистовство, в безумие. Голос срываю, позабыв о нормах приличия, о том, что нас могут услышать. Под тонкий лед ухожу, прямо в студеную воду проваливаюсь.
Вскрикиваю. Сбивчивый шепот перекрывается утробным рычанием хищника. Крупные ладони накрывают мои дрожащие руки, буквально пригвоздив к кровати.
Закостеневший орган ходит внутри как поршень. И я едва представляю, как великанская плоть помещается в моем податливом теле. Толчки становятся резче, мощнее, сокрушают волю окончательно. Размазывают меня. Рушат всякие грани.
Адам показывает варварскую натуру. Обнажает правду.
Мой муж Дьявол.
И кажется… я этому чертовски рада.
18
Сенатор Сеймур ушам своим не верит, когда Адам заявляет, что не намерен принимать участие в грядущих выборах. Точнее — мой супруг не намерен выдвигать собственную кандидатуру. Я тоже не верю. Его заявление кажется откровенно абсурдным. Особенно, после предыдущих усилий и вложений. Кто другой настолько преуспел бы на схожем поприще за такой короткий срок? Шансы на успех максимальные.
Однако Адам и правда предпочитает оставаться на вторых ролях, решает продолжить деятельность в штабе, но партия должна выдвинуть другого кандидата. Во всяком случае, ближайшее будущее он видит именно так.
Мы женаты целый год. Довольно самонадеянно полагать, будто я прекрасно изучила мужа и готова легко предугадать каждый его шаг. Однако очевидные выводы сделать возможно.
Он методично шел к цели. Шаг за шагом. По ступеням. Набирал команду, вкладывался в работу партии финансово и морально, завоевывал сердца избирателей. Зачем? Чтобы отказаться от замысла? Чтобы подарить собственные завоевания постороннему человеку? Ладно, пусть не совсем постороннему, одному из своих соратников. Только черт побери, разве это имеет значение?