Аргентина: Крабат
Шрифт:
Марек представил, что за дверью не коридор с красной ковровой дорожкой, а знакомый многоугольник — кристалл с прозрачными гранями. И не каучуковый мячик, подарок мастера Дэна, он сам рвется в полет. Раз! Два! Три!..
8
— Все беды от плохого пищеварения, — уверенно заявила соседка по купе, полная румяная дама весьма преклонных лет. — У этого Гитлера, говорят, неприятности с кишечником. Неудивительно, что он бесится! Раньше такое лечили в кефирном санатории, в Шлейдеке, например, а сейчас даже не знаю.
Ильза Веспер, отложив газету в сторону, взглянула в окно. Вот уже горы. Невелика страна Швейцария.
— Надо попробовать свинцовые примочки, — рассудила она. — Некоторым помогает
Соседка взглянула с уважением:
— О, вы разбираетесь в медицине!
За окнами вагона — ничего интересного, гор женщина насмотрелась. В газете тоже, если не считать первых двух страниц. Что-то непонятное происходит в большевистской Москве, но в европейском раскладе эта карта весит не больше, чем китайская.
О муже она решила не думать. Решено — и с плеч долой. Если мальчишка не станет делать глупостей, она оставит Марека в покое. Пусть живет! Это лучшее, что заслужил Желтый Сандал.
«О нем больше не думай, мальчишка тебя недостоин. Я не сделаю ему ничего плохого, но о тебе он забудет. Навсегда!»
Все вышло, как и хотел босс. Только без босса, свинцовая примочка — очень действенное средство. Странно, но лишь сейчас, увидев страшные фотографии, женщина поняла, что сцена на Площадке признаний была изначально неправильной, фальшивой. О’Хара, которого она знала и научилась понимать, сделал бы предложение прямо в кабинете. Поцеловал бы в щеку, положил на стол кольца.
— Давай поженимся, Лиззи!
И весь сказ.
Зачем ехать так далеко, прятаться, заметать след? Не затем ли, чтобы обезображенный труп упал прямо под ноги Призраку? «Бросьте снимки в камин — и забудьте о нем. Навсегда!» Мог ли уходящий в Вечность старец устроить спектакль, потешить напоследок душу? О’Хара хотел занять его место, Призраку стоило лишь намекнуть, что преемнику требуется надежная опора. Госпожа Веспер — очень удачная партия.
...Европейский Призрак увел чужую жену прямо из-под венца — в пыльный вагон второго класса. О’Хара, шедший за ним след в след, предпочел Площадку признаний. Место мог указать сам старик, отчего бы и нет? Станьте романтиком хотя бы на один вечер, мистер О’Хара! А может, Призрак и не жаждал крови, просто хотел, чтобы рядом с беспокойным янки была она? «Ваш босс торопится, хуже, пытается ускорить ход событий». Вместе бы они справились, шелушили бы луковицу, аккуратно, без лишней спешки, снимая слой за слоем.
О прошлом женщина не жалела. А вот о будущем следовало крепко подумать.
— У вас не слишком здоровый цвет лица, милочка, — бесцеремонно прервала ее размышления кефирная соседка. — Раз уж вы в Швейцарии, то непременно посетите Шлейдек. Увидите, вам сразу полегчает.
Ильза Веспер невольно улыбнулась. «Милочкой» бывать еще не приходилось.
— Я с мужем развожусь. Думаете, поможет?
Горы за окном надвинулись, дохнули прохладой. Скоро будет тоннель, черная нора в чреве Эйгера. А года через три в такую же темную нору-ловушку угодит вся старушка-Европа, припечатанная рухнувшей с небес беззаконной планетой. О Аргентина, красное вино!
В горних высях звучат молитвы, В адских безднах — глухие стоны, В женском сердце — все арфы рая, В женском сердце — все муки ада....В первый же день большой войны усатенький Адди, мнящий себя новым Призраком, умрет. Старый апаш Жожо отработает долг. Ничего личного, просто business!
9
Марек Шадов притормозил уже на грунтовке, отъехав от отеля на пару сотен шагов. Времени — навалом, почему бы не поглядеть на парад-алле? Когда еще увидишь Бременских музыкантов?
На Веранде — красные полотнища с Хакен Кройцом в белом круге, свисают чуть ли не до земли. Репродукторы, толпа в черной форме, дюжина фотографов при аппаратах. В самом центре, у балюстрады — фигурный микрофон с набалдашником, фаллический символ. Огромный, без всякого бинокля видно. Возле него пусто, Колченогий еще не пожаловал.
А из репродукторов пенной струей:
Я, ребята, загорел, Как лесной орех. Я и ловок, я и смел, Веселее всех.Песня местная, швейцарская, исполнение же привозное, по последней моде, в тысячу глоток:
Дуви-ду дуви-дуви-ди ха-ха-ха! Дуви-ду дуви-дуви-ди ха-ха-ха! Дуви-ду дуви-дуви-ди!Внизу тоже толпа, но уже в штатском, слушает про «Дуви-ду дуви-дуви- ди». Оцепления нет, но крепкие ребята все же стоят, присматривают. На грунтовке — машины, с дюжину, не меньше. Всем интересно.
Крепок ты, лесной орех, Так же крепок я, ох, крепок я! Быть такою же, как я, Должна жена моя!Марек подумал и решил остаться — ненадолго, до явления главного проказника, по-старому если — Арлекина. Того, кто учиняет разные неприятности себе же во вред — и тем весьма доволен бывает. Намечалась очередная историческая речь часа на два, но ее можно смело пропустить. Иное интересно. Колченогий пожаловал в «Des Alpes», дабы, на Эйгер взгляд кинув, полюбоваться победоносной «эскадрильей» во всей ее красе . Но у Огра — свои планы. Туман, непроницаемый «ватный колпак», над вершиной, на склонах — серая дымка. А что под нею, поди разбери.
Пилот-испытатель Крабат вспомнил Андреаса и Тони, храбрых ребят над скальным обрывом. Они-то где? Со вчерашнего вечера подзорные трубы ослепли. Геббельсу все равно, ему бы до микрофона-фаллоса добраться.
Марек заглушил двигатель, поднес к глазам перламутровый бинокль.
Дуви-ду дуви-дуви-ди ха-ха-ха! Дуви-ду дуви-дуви-ди ха-ха-ха!..***
Черный мячик пролетел без помех. Не задержали нигде, ни в коридоре (пусто!), ни у стеклянных дверей отеля. В гараже, возле самых ворот — трое братьев-близнецов в костюмах с одного прилавка. Но им тоже без разницы, в какие края и за надобностью какой собралась «Антилопа Канна».