Аргентина: Крабат
Шрифт:
Марек и сам был не прочь. План сложился сам собой. Из Берлина выехать конечно же на «Антилопе», пусть видят и на карандаш берут. А затем — оставить машину где-нибудь у вокзала, хоть в Дессау, хоть в Лейпциге, сесть на поезд до Берна. Пока разберутся, пока предупредят пограничные заставы...
Он вспомнил лицо Черного клоуна, знакомый взгляд, знакомую улыбку. Близнецы — не два человека, а две половинки. Что сделал бы он на месте брата? И думать нечего! Предупредил бы всех заранее, разослал бы фотографии, приметы. Рост, телосложение,
— Ехать придется на «Антилопе», — констатировал он. Заметив удивление в синих глазах, хотел пояснить, но Герда успела первой.
— На «Лоррен Дитрихе». Вы, госпожа Трапп, привыкайте. Кай — он как маленький, до сих пор игрушки любит. Увидел машину и от радости запрыгал. «Ой, какая красивая, давай ей имя дадим!» А еще он любит ходить в зоопарк...
Карающая длань вознеслась ввысь, девочка зажмурилась, втянула голову в плечи... Обошлось. Пальцы лишь слегка коснулись светлых волос.
— Может, не будем брать с собой Гертруду? — негромко проговорила губастая. Серые глаза тут же открылись, плеснули огнем:
— Я — не предмет для переговоров, госпожа Трапп!
Марек поднял руки ладонями вперед:
— Брэк! Переговоров не будет. Едем на «Антилопе Канне», но сперва наденем на нее шляпу...
Поглядел на часы, кивнул:
— Успеваем. Сперва на главный почтамт, надо забрать пакет с документами одного вредного докторишки, а потом съездим к моему знакомому. Хороший парень и не из болтливых. Но сначала...
Герда поймала его взгляд, взялась за дверную ручку:
— Поняла. На повестке дня — второй вопрос. Я недалеко — вдоль дома и назад. Там киоск с мороженным. Вам купить?
Негромкий стук дверцы. Мужчина и девушка с синими глазами взглянули друг на друга.
***
— Кольцо вы, я вижу, сняли. То, с приметным камнем?
— Естественно. Настроилась играть учительницу пения из маленького городка в Тюрингии, заблудившуюся в каменных дебрях Берлина. А что, плохо получилось?
— Тюрингия? Почти угадал... Получилось неплохо, особенно шляпа хороша. Беда в том, что вывести вас в Швейцарию мне поручил сотрудник «стапо». Отказаться не могу, могу лишь предупредить.
— Катился черный мячик — и прикатился... За то, что сказали, спасибо, храбрый доктор Эшке. Я этого сотрудника знаю? Извините, глупый вопрос.
— Совсем не глупый. Вы его не знаете, Вероника. Значит, это не личная инициатива. То-то он мне про Козла рассказывал!
— Любите ходить в зоопарк? Герр Шадов, мы оба рискуем, но вы — не только своей головой. Поэтому раскрою карты, а вы решайте... Я — летчик, испытатель аппаратов совершенно нового типа...
— Затяжной с пяти километров — и сигарета в качестве премии.
— Да. Кстати, закурю. При вашей дочери, вероятно, не стоит?
— Ни в коем случае! Герда сигареты просто ненавидит. Пепельница должна быть на дверце. Вот, прошу... Так что случилось с вашим аппаратом?
— С ним все в порядке. Но меня долго не было на... В общем, в Германии. А когда вернулась, только и успела, что вывести корабль.... аппарат из строя и убежать самой.
— А еще предупредить меня.
— Не только вас, герр Шадов. Но это уже следующая карта. Джокер! Я догадываюсь, кто такой Козел. Но шеф «зипо» Рейнхард Гейдрих — все-таки не Герман Геринг. Копытом не вышел...
— Толстый Герман лично подобрал вам юбку и расписался в документах?
— Он мог просто позвонить Гитлеру. Но действовать официально — значит рассекретить проект, поэтому меня решили пока спрятать. Толстый Герман позвонил не Ефрейтору, а своему брату. Альберт Геринг, не слыхали? Аполитичный юрист, светский бонвиван, любитель скачек и гаванских сигар, — а также левая рука Германа, которой и положено умышлять втайне от правой. Быть может, ваш сотрудник «стапо» тоже работает на Геринга?
— Этого не знаю, Вероника. Зато ваш расклад дает надежду, что через границу нас все-таки пропустят. Имеет смысл рискнуть.
— Согласна... А вот и ваша дочь с мороженным. И, между прочим, она курит.
5
Лицо словно у дипломата, благообразное до приторности, а вот пробор подгулял — куцая стрелка среди густо смазанных бриолином волос, как у продавца в провинциальном магазине. И усики, словно у Адди Гитлера...
— Париж прекрасен, мадам! Весь — от кончика Эйфелевой башни до Люксембургского сада, от Монмартра до Монпарнаса. Он прекрасен весной, когда цветут яблони. Летом, когда он весь раскрашен яркими красками. Осенью... О, мадам, осенью Париж романтично печален...
Одет безукоризненно, даже богато, но рубин в заколке для галстука явно лишний. И наверняка фальшивый.
— Весна — это каштаны, мадам! Фонтаны — лето. Осень — конечно же платаны, их яркие неповторимые краски...
«А зимой, вероятно, вороны», — так и рвалось с языка. Нет, не стоит, пусть крутит пластинку дальше. Интересно, кто это? Просто скучающий фат или жиголо-профессионал, клюнувший на богато одетую тридцатилетнею (да! да!) иностранку? Камни в ее колье уж точно настоящие.
— Париж — это Вселенная, где место найдется всем. Город влюбленных, город тех, кто устал без любви — и от любви. И просто романтиков, мадам!..
Дикция превосходная, взгляд в меру томный. И годами подходит, старше лет на десять, самый мужской сок. Пусть его! Сюда, в Синий зал гостиничного ресторана она пришла не столько пообедать, сколько отдохнуть, отвлечься. Не думать же круглые сутки о шведской железной руде, южноафриканской меди, о карточках на питание для скота, которые вот-вот введут в Рейхе, — и о том обязательном наборе, который купит каждый европеец, когда узнает о войне. Соль, спички, мыло, иголки для примуса, кремни для зажигалок, нитки...