Архипелаг Исчезающих островов(изд.1952)
Шрифт:
Исследование имело большое практическое значение для арктической навигации. (Впоследствии вошло в “Лоцию моря Лаптевых”.) Меня, однако, оно интересовало с другой стороны. Нельзя ли, подумал я, искусственно опреснить море?
Однажды я подвел Андрея к своему рабочему столу, на котором стоял высокий градуированный стакан с морской водой. Я капнул туда азотнокислого серебра. Тотчас же жидкость замутилась, зашипела, словно то был нарзан, а не морская вода. Через несколько секунд она стала прозрачной, как кристалл. Лишь
Андрей пренебрежительно сморщил нос.
— Ученический опыт, — сказал он. — Проходили еще в пятом или шестом классе.
— Нет, ты подожди. Ты подумай. Тут дело в масштабах!.. Ведь ты знаешь, что на каждом корабле есть опреснители?
— Как не знать!
— Ну вот. Морскую воду опресняют, чтобы использовать потом в корабельных котлах. Но представь себе, что найдено вещество, в несколько раз более активное, чем азотнокислое серебро. Что тогда? Под воду пускают баллоны с этим веществом, нечто вроде торпед. Мгновенно опресняется целая бухта или пролив, где вмерзло в лед много кораблей, караван кораблей…
— Поможет это тебе найти Землю Ветлугина? — прервал мои объяснения Андрей, подождал минуту, и, не дождавшись ответа, вернулся к своему столу. — Нецелеустремленно, — сказал он не оборачиваясь.
Я с сожалением отставил градуированный стакан в сторону: слово “нецелеустремленно” всегда действовало на меня отрезвляюще.
Вскоре я забыл о своих опреснителях. Правда, у меня была для этого уважительная причина. Очень важную новость сообщил мне Тынты Куркин, каюр нашей полярной станции.
Он был не молод уже, темное худое лицо его, казалось, потрескалось, как земля в тундре, — так глубоки и часты были морщины. Но двигался он удивительно быстро, стрелял без промаха и на лыжах без труда обгонял меня и Андрея.
Вездеходчиков — представителей механической тяги — Тынты не любил. У него были давние счеты с ними. Как-то, когда он отправился в свой обычный обход капканов, один из вездеходчиков выехал ему навстречу, чтобы подвезти груз шкурок. Он думал сделать этим приятное старику. Где там! Куркин раскричался, затопал ногами.
— Всю тундру провонял! — кричал он. — Бензин песец услышит — в капкан не пойдет! Теперь надо капканы в другое место переносить…
Впрочем, один из сыновей Тынты, пойдя наперекор отцу, учился в Дудинке на курсах вездеходчиков.
Собачьи упряжки и вездеходы взаимно дополняют друг друга на Крайнем севере. Вездеходы, двигающиеся на гусеничном ходу, поднимают до полутора тонн груза. В крытом балагане на кузове можно расположить и лабораторию, и кухню, и мастерскую. Зато нарты удобнее для разведок вглубь тундры.
Обычно в дальних походах колонну вездеходов сопровождало несколько собачьих упряжек, подобно юрким посыльным судам при флотилии тяжелых кораблей. Старый каюр из самолюбия
Тынты был незаменим как проводник. Он прекрасно ориентировался в однообразной, плоской тундре, угадывая дорогу по совершенно неприметным для других признакам. Однажды при мне он раскопал мох, лежавший под снегом, внимательно рассмотрел его, потом сказал удовлетворенно: “Знаю эту землю. Был здесь летом”, и вывел вездеходы к морю.
Ко мне он был расположен, потому что я хорошо стрелял, а также не прочь был поболтать с ним в свободное время.
Как-то вечером, покормив собак, старик подсел к моему рабочему столу и стал неторопливо набивать трубку табаком.
— Сейчас, Тынты, Сейчас! Только страничку допишу.
— Пиши, пиши! Я картинки посмотрю.
На столе лежало несколько фотографий. Краем глаза я увидел, что старый охотник тянет к себе снимок песца, которого Андрей увековечил на пленке во время спасения команды “Ямала”.
— Что за песец? Поймал его?
— Нет, Тынты, — вздохнул я. — Еще не поймал…
Я рассказал ему историю песца. Тынты слушал внимательно, не прерывая.
Закончив рассказ и отвернувшись от своего слушателя, я успел уже снова погрузиться в прерванную работу, как вдруг услышал неторопливый, скрипучий голос.
— Есть земля, — сказал каюр, выколачивая о ножку стола пепел из трубки. — Песцов не видал. Птиц зато видел. Летели на север. Там земля.
Я изумленно поглядел на него.
Оказалось, что перед зимовкой на Челюскине Тынты Куркин провел три года на острове Врангеля. На протяжении всех этих лет охотник наблюдает пролет птиц над островом. Весной они летели с материка в море, осенью возвращались оттуда. Среди местных жителей распространено было мнение, что птицы летуют (то есть проводят лето) на неизвестной земле, находящейся где-то на севере от острова Врангеля.
— Андрей! Андрей! — В волнении я вскочил со стула. — Иди сюда! Послушай, что рассказывает Тынты!
Важное сообщение каюра тотчас же было передано по радио в Москву, а там, с помощью Малышева, опубликовано в одной из московских газет.
Довод был убедительный. “Воздушный след уводит к Земле Ветлугина”, — так называлась наша статья.
У Союшкина, однако, нашлись возражения.
“Почему надо предполагать, что птицы летуют на земле? — спрашивал он. — А кромка льдов? Забыли о ней?”
Известно, что жизнь в летние месяцы бьет ключом у кромки вечных льдов. По меткому определению профессора Н.Н.Зубова, вода, омывающая тающие льды, как бы удобрена питательными веществами. В ней пышно цветет фитопланктон, который можно сравнить с ряской в реке. Он привлекает к кромке льдов рыб. Вдогонку за рыбами приплывают тюлени, прилетают птицы, и, наконец, к “большому обеденному столу” развалистой походкой поспешает белый медведь.