Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— Угм, — произнес я.
— Ладно. Хотите по-неандартальски, будь по-вашему. Куда делись микробы?
— Рассвет, — пробормотал я. — Пух-х…
В голосе Баттерса прозвучало некоторое удивление.
— Микробы-вампиры?
— Ну, не то чтобы вампиры… — пробормотал я. Шестеренки у меня в голове наконец-то начали цепляться друг за друга. — Не микробы-вампиры. Конструкты. Видите ли, с рассветом практически весь магический мир сходит на нет. Большая часть заклятий не выдерживает и одного рассвета. А уж чтобы они продержались два или три, надо очень сильно постараться.
— Волшебные микробы? — спросил Баттерс. — Вы хотите сказать, я имел дело с волшебными микробами?
— Волшебные, волшебные, — подтвердил я. — Кто-то вызвал их на свет Божий с помощью магии.
— Что, с помощью настоящего волшебного заклинания?
— Ну, обыкновенно заклинания, имеющие целью навредить кому-либо, называются проклятиями. Думаю, к завтрашнему утру исчезнут и те образцы, что еще остались.
— Как вы считаете, они пока заразны?
— Исходите из того, что да. Они ничем не хуже настоящих до тех пор, пока не иссякнет поддерживающая их энергия.
— Господи. Вы ведь серьезно? Это все на самом деле?
— Ну да.
— Скажите, а есть какая-нибудь книга на этот счет? Типа учебник?
На этот раз я почти улыбнулся.
— Только я. Что-нибудь еще?
— Да почти все уже. Я обследовал тело на предмет частиц чужой ткани. Ничего. Порезы на теле нанесены либо хирургическим скальпелем, либо каким-то другим небольшим, очень острым лезвием. Возможно, макетным ножом.
— Угу. Я уже видел такие порезы.
— Вот это как раз самое интересное. Совершенно очевидно, что руки и голова отсечены тем же самым лезвием. Срезы чище, чем удается хирургу в операционной. Три чистых среза. И еще — лезвие было горячим и прижгло разрезанные ткани. Вот и вопрос: что за орудие может резать так чисто и в то же время разрубать кость, а?
— Меч?
— Если меч, то чертовски острый.
— Ну, насколько мне известно, такие бывают. А что с опознанием трупа?
— Ничего. Жаль.
— Да ладно…
— Вам дать знать, если что-нибудь изменится?
— Угу. Или в случае, если к вам попадет кто-нибудь вроде этого парня.
— Боже сохрани. Обязательно. Выяснили что-нибудь про эту татуировку?
— Это называется Глаз Тота, — сказал я. — Но я пока еще не знаю, кто здесь увлекается такими. Да, позвоните Мёрфи. Ей стоит знать про ваши образцы.
— Уже позвонил. Это она сказала мне поставить вас в известность. Мне кажется, она тоже собиралась ложиться. Как думаете, она обрадуется, если я разбужу ее, чтобы она поговорила с вами?
— Не… нет, — пробормотал я, с трудом сдерживая зевок. — Это может подождать. Спасибо, что позвонили, Баттерс.
— Никаких проблем, — заверил он меня. — Сон — это бог. Продолжайте молиться.
Я хмыкнул, положил трубку и не успел сделать и двух шагов к кровати, как в дверь постучали.
— Нет, мне решительно необходим перед дверью люк-ловушка, — заявил я Мистеру. — Нажимаешь кнопку, и всякие разные с воплем летят вниз. Ну, не насмерть — пусть в какую-нибудь грязь хлопнутся.
Мистер был слишком благороден, чтобы удостоить подобную ерунду ответом, поэтому я приоткрыл дверь на щелочку и выглянул, держа руку поближе к своему арсеналу.
Сьюзен стояла, склонив голову набок и чуть улыбаясь. На ней были джинсы, выцветшая футболка, тяжелая серая шерстяная куртка и солнцезащитные очки.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — отозвался я.
— Знаешь, трудно сказать наверняка, глядя из-за двери, но глаза у тебя изрядно красные. Ты хоть спать сегодня ложился?
— Спать? О чем это ты таком говоришь?
Сьюзен вздохнула и покачала головой.
— Ты не против, если я зайду?
Я сделал шаг назад и отворил дверь шире.
— Без проблем.
Сьюзен вошла и скрестила руки на груди.
— У тебя зимой такая холодрыга…
У меня имелись кое-какие соображения насчет того, как согреться, но озвучивать их я не стал. Возможно, я просто боялся увидеть ее реакцию. Еще я вспомнил, что говорила мне Мёрфи относительно беседы. Я взял несколько поленьев и подбросил их в огонь.
— Чаю или чего такого хочешь?
Она мотнула головой:
— Нет.
Сьюзен никогда не отказывалась от чашки горячего чая. Как я ни старался, мне не удалось скрыть горечи в голосе:
— Ну да, заход на помойку. Выбросила и пошла дальше…
— Гарри, это несправедливо, — возразила Сьюзен. Я уловил в ее голосе боль — едва ощутимую, но все же боль. Я с ожесточением потыкал в камин кочергой, подняв облачко искр, хотя новые поленья и без того занялись хорошо. — Ты же знаешь, это каждому тяжело.
Губы мои шевелились сами собой, не спросившись у мозга. У сердца — возможно, но не у мозга. Я оглянулся на нее через плечо.
— Насколько я понимаю, за исключением мистера Посредственность.
Брови ее удивленно поползли вверх.
— Ты это про Мартина?
— А что, разве не в этом дело? — Искра, вылетев из камина, опустилась мне на руку. Я взвыл и стряхнул ее. Потом прикрыл огонь тяжелой металлической решеткой и отставил кочергу. — И прежде, чем ты скажешь что-нибудь еще… я и сам, черт подери, знаю, что веду себя как псих. И как собственник. Я понимаю, что мы расстались еще прежде, чем ты уехала. Больше года уже прошло, и тебе это тоже нелегко далось. С твоей стороны совершенно естественно найти себе другого. Так что с моей стороны глупое ребячество расстраиваться по этому поводу… ну и пусть.
— Гарри… — начала она.
— И ведь ты тоже наверняка думала об этом, — продолжал я. Умом я понимал, что пора бы остановиться, но слова сами срывались с языка. — Ты ведь целовала меня. Ты целовала меня, Сьюзен. Уж я-то знаю. Ты сама верила в это.
— Это не…
— Готов поспорить, своего соню Мартина ты так не целуешь.
Сьюзен закатила глаза и подошла ко мне. Она присела на коврик у камина, перед которым я так и стоял на коленях. Она коснулась моей щеки ладонью. Теплой ладонью. Это было приятно. Я слишком устал, чтобы справляться с реакцией на это простое прикосновение, поэтому я отвернулся и уставился в огонь.