Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— Иначе я не доверил бы тебе свою жизнь. Она же в твоих, можно сказать, руках. Так что заткнись и танцуй дальше.
Она снова кивнула, немного отрешенно.
— Но ведь мы ничего не можем сделать, чтобы помешать им?
Как-то по-особенному произнесла она это «мы». Она имела в виду полицию.
— Нет. Не выйдет — без того, чтобы не погибло несколько хороших копов.
— Эти люди, которые с вампирами. Ренфилды. Нам ведь придется убить кого-то из них. Правда?
— Возможно, — вполголоса ответил я.
— Но это ведь не их вина, что их обратили.
— Я знаю. Мы сделаем все возможное, чтобы их не пришлось убивать. Но из того, что я о них слышал, у нас не слишком много выбора.
— Помнишь агента Уилсона? — спросила вдруг Мёрфи.
— Федерала, которого ты застрелила, когда он насел на меня?
Взгляд Мёрфи вспыхнул на мгновение.
— Угу. Он преступил закон, чтобы убрать тех, до кого не мог дотянуться. Мы ведь сейчас перед таким же выбором стоим.
— Нет, не так, — возразил я.
— Не так? Почему?
— Потому что эти — не люди уже.
Мёрфи нахмурилась.
Я обдумал это еще раз.
— А если бы они и оставались людьми — подумай, с учетом угрозы, которую они собой представляют, это поменяло бы что-нибудь?
— Не знаю, — призналась она. — Это-то меня и пугает.
Сколько я с ней знаком, Мёрфи всегда защищала закон. У нее хватало своей головы на плечах отличать добро от зла, правду от кривды, и все-таки главным для нее всегда оставался закон. Она верила в него — в то, что это лучший способ помогать и защищать тех, кто рядом с ней. Она верила в то, что власть закона, пусть и не совершенного, абсолютна. Почти свята. Закон был краеугольным камнем, на котором строилась ее сила.
Однако несколько лет контактов с миром тьмы дали ей понять, что в отношении самых злобных и опасных граней нашего мира закон глух и слеп. Она сама видела хоронящихся в тени существ, извращавших закон, обращавших его против тех, кого она поклялась защищать.
Вера ее подверглась сильному испытанию; в противном случае она вряд ли думала даже о возможности выйти за рамки своих полномочий. И она это понимала.
Это давалось ей дорогой ценой. Глаза ее оставались сухими, но я-то понимал, что слезы просто прячутся внутри — это она оплакивала смерть своей веры.
— Я не знаю, как правильно поступать, — сказала она.
— Я тоже, — признался я. — Но надо же кому-то чего-то делать. И кроме нас никого поблизости нет. И выбор у нас — или действовать, или скорбеть на всех похоронах, что грядут, если мы не сделаем этого.
— Угу, — кивнула Мёрфи. Она медленно, почти медитативно вздохнула. — Пожалуй, мне и нужно было всего — услышать эти слова, произнесенные вслух, — взгляд ее просветлел, хотя ничего доброго он не обещал. — Идем. Я готова.
— Мёрф, — окликнул я ее.
Она склонила голову набок и посмотрела на меня. Губы мои вдруг пересохли.
— Классно смотришься в платье.
Взгляд ее чуть смягчился.
— Правда?
— Не то слово.
Как-то подозрительно долго мы смотрели друг другу в глаза, и я опустил взгляд. Мёрфи негромко усмехнулась и коснулась пальцами моей щеки. Кончики ее пальцев оказались почти горячими, мягкими.
— Спасибо, Гарри.
Быстрым, деловым шагом поднялись мы на второй уровень стоянки. Свет здесь не горел. В полумраке я разглядел две стоявших рядом машины. Первая была потрепанным рыдваном, построенным в эпоху, когда само понятие компактности применительно к автомобилю считалось абсурдом. Наклейка с красным крестом на водительской двери выдавала ее принадлежность.
Второй представлял собой ничем не примечательный белый фургон, какие сдаются напрокат. При нашем приближении Кинкейд откатил боковую дверь назад. Я видел его силуэт в полумраке салона.
— Быстро вы добрались, — заметил он.
— Наш водитель тоже здесь, — сообщил я. — Он сейчас подъедет на старом фордовском пикапе. Хотел, чтобы мы вас предупредили.
Кинкейд покосился в сторону въездного пандуса и кивнул.
— Хорошо. Что нам известно?
Я рассказал. Он выслушал все, не перебивая, бросил взгляд на план, что нарисовал мне Боб, и пожал плечами.
— Самоубийство.
— Э… — удивился я.
— Нас пожгут, не успеем мы пары футов от двери отойти.
— Вот и я ему это пытаюсь объяснить, — вмешалась Мёрфи.
— Значит, давайте думать, — перебил ее я. — Есть предложения?
— Взорвать дом, — произнес Кинкейд, не поднимая взгляда. — С вампирами это обычно срабатывает. Потом как следует пролить то, что останется, бензином. Поджечь. И для порядка взорвать еще раз.
— Знаете, на будущее мне хотелось бы предложений, исходящих не от подобия обвешанной динамитом большевистской марионетки.
— Понято, — отозвался Кинкейд.
Я оглянулся на рыдван.
— Эй, а где ребята из Красного Креста?
— Я их убил, расчленил и спрятал, — хмыкнул Кинкейд.
Я тупо уставился на него. Долгую секунду он изучал мое лицо.
— Шутка, — пояснил он наконец.
— Ну да, — выдохнул я. — Пардон. Так где они?
— У них обеденный перерыв. Они почему-то решили, что я коп, и что они нарвутся на неприятности, если пойдут сейчас в приют. Я им посоветовал перекусить.
— И они вам поверили? — удивился я.
— Почему-то им померещилась бляха у меня на груди.
— Носить такую штуку незаконно, — возмутилась Мёрфи.
Кинкейд отвернулся и принялся рыться в салоне белого микроавтобуса.
— Извините, если задел ваши чувства, лейтенант. В следующий раз не буду мешать им войти и погибнуть. Припишите сотню к счету, Дрезден, — темная куртка с эмблемой Красного Креста на плече вылетела из машины и шмякнулась в грудь Мёрфи. Она инстинктивно схватила ее, а секундой спустя за курткой последовала соответствующая бейсболка. — Оденьте вот это, — крикнул Кинкейд из машины. — Билет, который поможет нам подобраться поближе для атаки. Возможно, даже убрать часть движущихся целей.