Арина (Роман, повести)
Шрифт:
— А давайте всю ночь гулять, до самого утра, — предложил Антон, вспомнив, что мать уехала и теперь ругать его некому.
— Нет, у меня ноги от каблуков устали, — отказалась Арина.
— Тогда я провожу вас домой. Вы где живете?
Взглянув на часы, Арина сказала задумчиво:
— Половина двенадцатого. Домой меня уже не пустят… Придется мне, пожалуй, опять ночевать на вокзале.
Антон, ничего не понимая, часто заморгал глазами.
— Почему не пустят? — удивился он.
— Меня мачеха из дома выживает. А делает вид, будто мою нравственность блюдет. После десяти ни за что не откроет. Я звоню, звоню, потом махну рукой и еду на вокзал ночевать.
— А часто вы ночуете на вокзале?
— Когда
— Отец-то у вас есть? — участливо спросил Антон.
— Есть, а толку-то, он у нее под каблуком. Жаль его, да что поделаешь. Он иногда, когда выпьет, подойдет ко мне, прижмется лбом к щеке, виновато скажет: «Ты прости меня, доченька, слабовольный я. Она совсем меня одолела, дыхнуть без позволения нельзя, а поделать с собой ничего не могу. Люблю я ее, больше твоей матери покойной люблю, ты не сердись, ради бога. Я ведь всегда слышу, когда ты поздно звонишь, а отпереть не смею. Подушкой закрываю голову, чтоб звонков твоих не слышать, чтоб сердце не оборвалось. Не дай бог тебе, доченька, мой характер, пропадешь ни за что: влюбишься — на край света за ним пойдешь».
Антон разволновался, схватил Арину за руки.
— Пусть сквозь землю провалится ваша мачеха, — сказал он. — Вы сейчас ко мне поедете, я ж говорил, что один живу, мать к сестре уехала. Пожалуйста, выбирайте себе любую комнату и спите на здоровье.
— Что вы, Антон, разве так можно?.. — усмехнулась Арина. — Это опасно… вдвоем в пустой квартире…
— Да чего вы боитесь? — смущенно пробормотал Антон. — Вот увидите, я не какой-нибудь…
— Нет, Антон, спасибо, — твердо сказала Арина. — Я ведь и к подруге могла бы поехать, но не хочу. Уж такая я несуразная, независимость люблю… Ну, прощайте, Антон. — Она чмокнула его в щеку, напряженно улыбнулась и тут же вскочила в подошедший трамвай.
Не зная, что делать, Антон потоптался на остановке, зачем-то посмотрел на кафе, где уже погасли огни, и понуро побрел домой. Шел он медленно, заложив руки за спину, будто усталый старик. Тополиные листья, угнетенные дымом и пылью, до срока крапленные желтым, изредка шлепались на асфальт тротуара, и Антону казалось, что вовсе не листья это, а крупные слезы деревьев, которые плачут по теплому солнцу и ушедшему лету.
Навстречу ему попадались молодые парни с девушками, старики со своими старушками, люди среднего возраста. Страшась разлуки с недолгим бабьим летом, они никак не хотели забираться в каменные стены домов и все бродили, бродили по улицам. Антон подумал, что и ему еще рано возвращаться, да и как он может пойти спокойно спать, когда знает, Арина сейчас ходит по вокзалу, ищет себе место на диванах, плотно забитых пассажирами. Он тут же свернул к остановке и минут через пять сел в первый трамвай, идущий в сторону Рижского.
Как он и ожидал, народу на вокзале было много. В сентябре там всегда людно: студенты едут на учебу, курортники катят к морю на бархатный сезон, отпускники домой возвращаются. И вот среди этих людей где-нибудь сиротски притулилась в уголке Арина, его случайная знакомая, гордая несчастная душа. Антон осмотрел диваны с пассажирами в одном зале, в другом, но Арины не обнаружил. Он еще раз прошел по всем залам, подольше задерживая взгляд на молодых девушках с белыми волосами, и опять ее нигде не увидел. «Ну куда пропал человек? — с досадой подумал Антон. — Может, по улице ходит
Он вышел из вокзала, постоял у подъезда, озираясь по сторонам. Не найдя и тут Арины, ушел на сквер, присел на скамейку под каштанами и закурил. От деревьев и цветов несло свежестью и прохладой, но все равно даже в сквере было тепло, и с трудом верилось, что перевалило уже за середину сентября.
— Ну за что ты меня любишь? — вдруг сказал где-то совсем близко мужской голос.
Антон напряг зрение, пригнулся и только тогда различил справа от себя, в кустах два силуэта — мужской и женский.
— За все, — тихо ответил женский голос.
— Это слишком абстрактно.
— Абстрактно?.. Ха-ха-ха!..
— Конечно.
— Ну тогда мне нравятся… твои глаза.
— А это уже детали.
— И вот уши-детали… Ой, какие теплые, как насиженные гнезда.
— Оторвешь! — негромко вскрикнул мужской голос.
— А еще руки, от которых всегда чуть-чуть пахнет бензином, а еще ты сам зна…
Антон прикрыл ладонями уши: ему неловко стало подслушивать то, что предназначалось только для двоих. Посидел так. Но долго сидеть с закрытыми ушами было скучно, и он осторожно, чтобы не скрипнула скамейка, поднялся, незаметно вышел из сквера.
После этих слов неизвестной девушки ему еще больше захотелось отыскать Арину. Он вспомнил ее синие широкие глаза, белые волосы, по которым гуляли волны, яркую родинку на щеке. И ему вдруг подумалось, что Арина, может быть, тоже могла бы сказать ему такие же нежные слова, какие только что говорила кому-то неизвестная девушка.
Он опять зашел в зал ожидания и стал заново осматривать диваны с пассажирами. Одну девушку с белыми волосами, которая подперла подбородок руками и крепко спала, Антон признал за Арину, и с его губ едва не слетели слова: «Вот вы где!» — но в последнюю секунду он понял, что обознался. Какая-то старушка, так замотавшая себя вязаным платком, что был виден только ее длинный острый нос, с приближением Антона всякий раз хваталась обеими руками за лежавший на коленях узел, а потом вертела головой, как сова, не спуская с него глаз, и что-то шептала сидевшей рядом женщине.
Эта подозрительность старушки вскоре образумила Антона. В самом деле, что он бродит из зала в зал, присматривается к пассажирам, будто вор какой. Да и нет здесь Арины, может, она на Казанский уехала, на Курский, чтобы он ее не нашел. В Москве ведь девять вокзалов, попробуй угадай, на каком она. А может, все-таки домой решила поехать и мачеха ей открыла. Или стоит сейчас Арина за дверью, трезвонит, трезвонит, а отец, слыша звонки, трудно вздыхает да плотнее закрывает уши подушкой.
Антон еще раз посмотрел в зал и только теперь заметил: все диваны заняты, нигде не было ни одного свободного места. Он обругал себя. Выходит, зря и искал тут Арину. Вот чудак! Она потому и уехала на другой вокзал, что здесь негде было примоститься. Понимая, что дальше искать ее нет смысла, он вышел на привокзальную площадь и сел в трамвай, поехал домой.
Народу в трамвае было совсем мало, билеты в той и другой кассе уже кончились. Но Антон все равно опустил три копейки и только потом сел, прижавшись щекой к стеклу, стал смотреть в окно. Ночь все-таки позагоняла людей в дома, улицы теперь были пусты, редкие трамваи и троллейбусы шли в одном направлении — в сторону депо.
Скоро Антону надоело глядеть на бегущие навстречу дома, которые ночью казались одинаковыми, он отвернулся от окна, стал прислушиваться к песне, что пели в конце вагона молодые парни. Гитарист, слегка пощипывая струны, мечтательно смотрел в окно, а сидевшие с ним рядом парни вполголоса пели о тайге, которую нельзя вовек забыть. Песня Антону нравилась, и, подъезжая к своей остановке, он пожалел, что ему не удалось ее дослушать до конца.