Арина (Роман, повести)
Шрифт:
Выйдя из трамвая у кинотеатра «Космос», Антон постоял немного на площади, посмотрел на белый в ночи памятник Королеву и повернул к Звездному бульвару. Обогнув кинотеатр, он вышел к липовой аллее и пошагал вдоль нее. А когда поравнялся со скамейкой, где они сидели с Ариной, опять вспомнил эту девушку с широкими глазами, и какая-то неясная тревога заняла его душу.
Антон поужинал и собирался лечь спать, но тут он снова вспомнил Арину, и его сердце на этот раз слабо заныло. Ему стало как-то не по себе, что он сейчас ляжет в теплую, мягкую постель, а Арина будет всю ночь в полусне-полудреме маяться на жестком вокзальном диване, поеживаясь от холода в своем
Во втором часу ночи рассчитывать на автобус было пустым делом, но Антона это не остановило. У него еще оставалось рублей восемнадцать, так что вполне мог он раскошелиться на такси, благо машины с зелеными огоньками мыкались по городу круглосуточно. У ближайшего перекрестка он поймал свободную машину и через каких-нибудь десять минут уже был на Комсомольской площади, у трех вокзалов, где, по его разумению, вероятнее всего могла быть Арина. Она и на самом деле оказалась там. Едва он вошел в зал ожидания Ленинградского вокзала, как сразу увидел Арину, которая притулилась на диване между крупнолицей смуглой женщиной и худеньким стариком с узкой серой бородкой. Смуглая женщина, откинув голову на спинку дивана, вовсю спала, слегка похрапывая, а старик пока бодрствовал, читая толстую потрепанную книжку. Арина сидела прямо, чуть склонив на грудь голову, держа в руках черную сумочку, и, видимо, только что начинала засыпать. Ее сумочка постепенно скользила вниз, и Арина это чувствовала, то и дело перехватывала ее руками и снопа плотнее прижимала к себе.
Антон с расплывшимся в улыбке лицом остановился напротив и некоторое время молча глядел на ее чуть приоткрытые в полусне губы, на белые волнистые волосы. Старик с узкой бородкой тут же перестал читать и с любопытством уставился прищуренными глазами на Антона, слабо повел плечами. Этого его еле заметного движения, видимо, было достаточно, чтобы Арина проснулась. Она вдруг открыла широкие глаза и, увидев перед собой Антона и вроде бы не сразу признавая его, облаченного теперь в новый синий пиджак фасона а-ля капитан, вначале, кажется, застыдилась, во всяком случае ее прежде бледные щеки почему-то тотчас зарозовели.
— Антон?! Откуда вы взялись?.. — тихо, почти шепотом спросила она, видно боясь разбудить спящих рядом людей.
— Вот за вами приехал… — радостно сказал Антон, словно встретил близкую родственницу или очень хорошую знакомую, которую давно не видел.
Арина пристально посмотрела на него, но ничего не ответила, лишь молча отвела назад спадавшие на грудь волосы. Старик с узкой бородкой снова уткнулся в свою книжку, но, конечно, не читал, а украдкой косил глаза в сторону, с еще большим любопытством следя за Антоном.
— Я такси не отпустил… оно ждет там… — Антон суетливо кивнул в сторону выхода.
— Что за нужда вам всю ночь колобродить?.. — пожимая плечами, сказала Арина.
— А-а, пустяки, ерунда… — усмехнулся Антон и, подавляя свою робость, осторожно взял ее за руку, решительно предложил: — Ну поехали, прошу вас, поехали…
На сей раз Арина еле заметно, как-то затаенно улыбнулась и покорно встала, быстро пошла к выходу, огибая диваны, на которых чутко спали пассажиры. Антон пошагал с ней рядом, довольный тем, что все-таки увел ее из этого погруженного в непрочный сон человеческого муравейника, что выказал наконец свою волю, которую следовало проявить
В два часа ночи они подъехали к его дому, поднялись на восьмой этаж, как можно тише прикрыли дверь лифта и, ступая осторожно, без шума, прошли в квартиру, чисто прибранную еще матерью. Мебель в ней была недорогая, но мать сумела ее так расставить, что квартира выглядела нарядной и просторной, соседки, часто забегавшие к матери по разным делам, всегда удивлялись: «Хорошо-то как у тебя, Аверьяновна!.. У нас ведь точно такая, а твоя почему-то кажется намного больше».
Антону хотелось, чтобы Арине квартира тоже понравилась, ради этого он зажег свет на кухне, во всех комнатах, у письменного стола включил торшер. Но Арину его иллюминация не порадовала, напротив, ее вроде раздражал яркий свет от множества ламп, и она, войдя в первую комнату, остановилась у самой двери, недовольно сощурила сонно-усталые глаза. Антону еще показалось, что Арина немного оробела и неожиданно сникла, во всяком случае она плотно прижала к груди свою черную сумочку, опустила голову и настороженно молчала. О чем она думала в эту минуту, что ее тревожило? Может быть, ей стало боязно, что среди глубокой ночи оказалась в квартире почти незнакомого парня, может быть, ее страшила и угнетала неизвестность?
Антона и самого вдруг охватила удручающая скованность. Когда они сидели вечером в кафе, затем гуляли по улице, он мог там, на народе, с ней говорить, казалось, о чем угодно, а сейчас у него вылетели из головы все мысли, прямо-таки отнялся язык. Впервые очутившись в пустой квартире наедине с незнакомой девушкой, Антон сразу растерялся и стыдливо прятал от Арины глаза. Потом он вспомнил, как она внимательно слушала его рассказ о бабушке, быстро прошел в глубь комнаты и, показывая на увеличенную им самим фотографию, что висела на стене в белой рамке, неожиданно сказал:
— Вот ваша тезка…
Арина долго стояла рядом с Антоном, изучающе разглядывала еще совсем молодую красивую женщину в военной гимнастерке, опоясанную ремнем со звездочкой на пряжке; темные густые волосы у нее выбились из-под пилотки и скручивались по вискам в кольца, на груди чуть повыше кармана светлел какой-то довоенный значок.
— Доброе лицо у вашей бабушки, — в тихой задумчивости проговорила Арина. — Глаза такие чистые, безгрешные… Знаете, а вы похожи на свою бабушку, у вас тоже открытое лицо. Вам можно сразу поверить. Я это поняла еще на бульваре, у «Космоса».
— А сами поехали на вокзал, — напомнил ей Антон — Вы вначале меня боялись, правда?
— Нет, нисколько, — мотнула она головой. — Я же говорю, я вам поверила. А вы стали меня жалеть…
У Арины уже не было той настороженной оробелости, какую Антон в ней заметил, когда они только что вошли в квартиру, во всех ее движениях появилась прежняя резковатость, она опять казалась гордо-независимой и простой. По разбросанным на письменном столе книгам и конспектам, по свернутым в трубки листам ватмана она сейчас же угадала, в каком он учится институте, а увидев грампластинки Карела Готта, радостно воскликнула:
— О, вы тоже любите Карела!.. Это чудо-соловей с серебряным голосом. Я могу его слушать бесконечно.
Такая, прежняя, Арина, которая не замыкалась в себе, была Антону понятнее, и он сразу почувствовал некоторую раскованность, к нему снова вернулась обычная веселость. Антону даже захотелось немедленно сделать Арине что-нибудь приятное, и он, недолго думая, придвинул радиолу к электрической розетке, перебирая на столе пластинки, спросил:
— Завести вам Карела?
— Бог с вами, Антон! — не на шутку испугалась Арина. — Уже два часа ночи. Вы всех соседей на ноги поднимете, они вас могут поколотить.