Арина (Роман, повести)
Шрифт:
Вдобавок ко всему у него на исходе был и сахар, кончался даже чай. Обшаривая закутки в буфете, он разыскал лишь совсем маленькую, двадцатипятиграммовую, пачку краснодарского чаю, по распечатывать ее пока не стал все по той же причине. Еще он наткнулся в буфете на пакетик растворимого кофе, в свое время кем-то подаренный матери, точно такой, какие обычно дают пассажирам в самолете. Заварив себе чашку кофе и бросив туда три кусочка сахару, Антон выпил его вместо завтрака и, чувствуя прежнюю пустоту в желудке, ругнул Костю Чурикова.
Потом, когда он ехал в автобусе, сидел на лекциях, его мысли все вертелись вокруг Кости, который, как вышло на поверку, резал
Но сегодня Антон решил во что бы то ни стало поговорить с Костей и весь день усиленно охотился за ним. И как бы ловко Костя ни ускользал от Антона, после лекций он все-таки подстерег его у самого выхода из института. Когда тот с двумя студентками первого курса пробегал мимо, делая вид, что его не замечает, Антон придержал Костю за локоть и неожиданно для Чурикова спросил:
— Ну как твоя теща… прилетела?
— Да лучше б она совсем там осталась… — затравленно глядя по сторонам, сказал Костя. — Ты потерпи, старик, я сам страдаю… — добавил еще Костя и тут же метнулся к выходу, догоняя студенток.
Слова Кости как кипятком ошпарили Антона. Раньше он все надеялся, что не сегодня, так завтра Костя вернет ему долг, а тот, оказывается, пока не собирался его возвращать. Ведь Костя ясно и прямо сказал: потерпи. Но вся беда в том, что Антону было невмоготу терпеть. Во время последней лекции он дважды проверял свои карманы, а все равно наскреб там лишь… двадцать семь копеек. Правда, перед самым обедом у Антона было рубля полтора, но потом, как назло, в перерыве между лекциями к нему подскочила Люся Тюльпанкина, шустрая активистка их курса. Надо сказать, эта стриженная под мальчишку студентка всегда возникает рядом, когда ее не ждешь. Вот и сегодня она схватила Антона за пуговицу на рубашке и неприятным голосом проверещала:
— А-а, Сеновалов!.. Ты-то мне и нужен, я тебя не охватила!.. Ну-ка выкладывай рубль двадцать… В пятницу у нас экскурсия по усадьбам Подмосковья…
Антон, конечно, не мог признаться, что у него и денег-то кот наплакал, а потому небрежно достал из кармана юбилейный рубль, протянул Тюльпанкиной. Потом еще положил ей на ладонь двугривенный. А теперь вот он сидел с опущенной головой в автобусе, рассеянно поглядывал в окно и думал только об одном: где ему раздобыть хоть немного денег.
В четвертом часу дня Антон вышел у нового мебельного магазина, подле которого суетилось десятка полтора покупателей, стояли легковушки, большие крытые машины. Перед входом в магазин, с одной и с другой стороны от распахнутых дверей, сверкали лаком распакованные диваны, шкафы, кресла, стулья. От новой мебели приятно пахло деревом и краской. Антон немного повертелся у огромных витрин, обдумывая, как и с кем лучше начать разговор, и, увидев молодого парня в темно-сером комбинезоне, подошел к нему, спросил, не нужны ли им почасовые грузчики. Парень минуты две не отвечал,
— Тарасыч, тут один хочет косточки поразмять, — сказал парень. — А у нас с обеда Сашко загулял. Вот я и подумал…
Возле крытой машины на фанерном ящике сидел широкий в плечах мужчина лет пятидесяти и что-то жевал. Он без всякого интереса посмотрел на Антона и вроде бы нехотя просил:
— А ты кто такой будешь?
— Никто… человек, — ответил Антон.
— Студент, наверно… — предположил парень, который тоже стоял рядом.
— Да, студент, — кивнул Антон.
— Так бы сразу и говорил, — проворчал Тарасыч и достал сигарету, стал прикуривать. — Тогда все понятно, дело молодое, за девицами бегаешь… А в таком разе без денег тоска. Скажем, в кино или там на концерт бесплатно пока не пускают. Вот и выходит нашему брату сплошной разор. А куда от этого денешься? Уж такая доля мужская. Ну, верно я толкую али нет?
— Я не знаю… — Антон пожал плечами.
— Ты со старшими не спорь, это нехорошо, — недовольно сказал Тарасыч. — Мне все шалости ваши знакомы, как-нибудь сам молодым был. Пускай я в студентах не ходил, а за институтками — не веришь? — ухаживал… Ей богу!.. Ты лучше вот что скажи, сколько хочешь подработать?
— Да мне хотя бы рубля три… — признался Антон.
Тарасыч чиркнул спичкой, зажег погасшую сигарету, задумчиво глядя на Антона, на его еще жидкие плечи, которым было свободно в купленной матерью на вырост рубашке, с плохо скрытым сочувствием сказал:
— Стало быть, ты, студент, совсем на мели, я так понимаю.
— А что ж отец тебе трешку не даст? — удивился парень.
— Нету у меня отца, — тихо ответил Антон.
— Ладно, будем считать, познакомились, — кладя ему на плечо тяжелую руку, заключил Тарасыч. — А ты, Аркаша, поторопил бы диспетчера, что они там чешутся, в самом деле. Небось опять лясы точат…
Парень в темно-сером комбинезоне сбегал в магазин и скоро вернулся с полной девушкой с завивкой под негритянку. Мельком глянув на Антона, девушка повернула лицо к Тарасычу, протянула ему какие-то бумаги.
— Можете грузить, — сказала она и опять посмотрела на Антона. — Тут два гарнитура, оба в Сокольники.
Аркаша сразу, сел за руль крытой машины и запустил мотор, стал подавать ее назад, то и дело сигналя, к распакованной мебели. Тарасыч, идя рядом, подсказывал ему, когда в какую сторону надо вертеть рулем, наконец вскинул и резко опустил руку, одновременно выкрикнул: «Хорош!» Аркаша вылез из кабины и, открывая двери-створки кузова, подмигнул Антону:
— Ну что, малось разогреемся?..
До вечера они отвезли и подняли на этажи два гарнитура. При этом Тарасыч с Аркашей работали легко, сноровисто и вроде не уморились. Антон, старавшийся от них не отстать, под конец с непривычки как следует упарился, хотя Тарасыч и не позволял ему поднимать самое тяжелое из мебели. Когда по дороге домой он зашел в магазин, у него рубашка на спине была мокрая, по вискам еще стекали редкие капли пота, влажные волосы липли ко лбу. И тем не менее Антон был доволен, как-никак ему подвезло, всего за четыре часа заработал шесть рублей. В его положении это не такие уж малые деньги, считай, на неделю он себя обеспечил, на обеды и завтраки как-нибудь хватит, а от ужина он готов и сам отказаться, его все равно, говорят, лучше отдавать врагу. Словом, он теперь проживет эту неделю, а там получит стипендию, потом, глядишь, Костя вернет ему долг.