Арлекин
Шрифт:
36
В дверь постучали, тихо и вежливо. Эдуард стучать не стал бы, а если бы постучал доктор, он бы вошел, не ожидая ответа. Кто в больнице стучит?
— Кто там? — спросила я.
— Истина, — ответили из-за двери.
— И Нечестивец! — добавил другой голос.
Это были братья, вампиры, и они только недавно вступили в группу Жан-Клода. При первой нашей встрече Истина чуть не умер, помогая мне изловить преступника. Много лет они были воинами и наемными солдатами. Теперь они наши — Жан-Клода и мои.
Первым вошел в дверь Нечестивец — в светло-коричневом
Истина шел рядом с братом, как обычно. На лице — все та же темная борода, что была, когда мы с ним впервые увиделись. Даже не борода, а как будто он умер несколько дней небритым, да так оно и осталось. Эта почти-борода скрывала чистое и чисто мужественное лицо и ямочку, такую же, как у брата. Но надо видеть их рядом, чтобы понять, как жутко они друг на друга похожи. У Истины волосы до плеч, темно-темно-каштановые, почти черные. Не то чтобы совсем прямые, но и далеко не тот сияющий нимб, что у брата. Одет в кожу, но не как гот, скорее в нечто среднее между закаленной кожей боевых доспехов пятнадцатого столетия и современным кожаным снаряжением мотоциклиста. Ботинки до колен, с виду такие же старые, как их владелец, но по ноге, удобные и вообще это его ботинки. Любит он их, как другие любят старое кресло, привыкшее к изгибам тела. И что с того, что они поцарапанные и поношенные? Зато удобные.
И у Истины тоже за плечом был меч. Я знала, что пистолеты тоже есть у обоих — у одного под пиджаком модного костюма, у другого под кожаной курткой, видавшей лучшие времена. Эти братья никогда безоружными не ходят.
— Реквием сказал, что он не ручается за себя в твоем присутствии, и потому Жан-Клод послал нас, — сказал Нечестивец. Сказал с улыбкой, наполнившей его синие глаза каким-то раздумьем.
— С чего бы это Реквием так высказался? — спросил Истина.
Глаза у него были точь-в-точь как у брата, только выражение у них было совсем иное. Истина до того искренен, что бывает даже больно. А Нечестивец всегда будто смеется надо мной, или над собой, или над миром вообще.
— Арлекин воздействовал на его разум.
— И он не ручался, что сможет защитить твою безопасность? — уточнил Истина.
— Что-то в этом роде.
В дверь снова постучали, но на этот раз она открылась и заглянул Грэхем.
— К нам гости.
Истина и Нечестивец уже были готовы. Трудно объяснить, но у копов тоже так бывает. Секунду назад был совсем обыденный — и вдруг включается в боевой режим. Готовность.
— Кто? — спросила я.
— Рекс львов.
Я моргнула и спросила:
— Джозеф?
Грэхем кивнул.
— Какого черта приперся этот гад? — спросил Нечестивец.
— Вроде бы это моя реплика, — сказала я.
Он отвесил полупоклон:
— Прошу
— Чего он хочет? — спросила я.
Грэхем притворил дверь и облизал губы.
— Кажется, он хочет просить твоего прощения или что-то вроде этого.
— Да как-то не очень у меня прощательное настроение, — сказала я, разглаживая больничные простыни.
Нет, у меня точно не было настроения прощать.
— Я знаю, — ответил Грэхем, — но он там один.
Львы бросили тебя, вампиров и нашего Ульфрика погибать, ты им ничего не должна.
— Так чего же докладываешь, что он пришел? — спросил Нечестивец.
Грэхем снова облизал губы:
— Потому что если я Аните не скажу, а она потом узнает, то будет рвать и метать.
— Отчего это я буду рвать и метать?
— От того, что, по мнению Джозефа, ждет его львов.
— Его львы больше не моя забота, — ответила я искренне, до самой холодной глубины сердца искренне.
— Ладно, — кивнул Грэхем, — только не говори потом, что я тебе не сказал. Я пытался сказать.
Он повернулся к двери.
— Подожди, — сказала я.
Он повернулся, держась за ручку двери.
— Что там такое должно со львами случиться?
— Ты сама сказала, это не наша забота, — напомнил Истина.
Я посмотрела на вампира, покачала головой и снова посмотрела на Грэхема.
— Такое чувство, будто я тут не в курсе чего-то. На всякий случай, будто это все же немножко моя забота, не объяснит мне кто-нибудь, чего именно я не знаю?
— Ашер снова пригласил сюда тех львов из Чикаго, — сказал Грэхем.
— Когда это случилось?
— Когда вы с Жан-Клодом чуть не умерли, — ответил Истина.
— И Ричард тоже, — добавил Грэхем. — Наш Ульфрик тоже умирал.
Истина слегка поклонился ему:
— Я не хотел никого оскорбить, волк.
— Да ладно, о’кей, — буркнул Грэхем.
— Вампиры не стали бы слушать твоего Ульфрика, — встрял Нечестивец.
По интонации, по позе, с которой он это сказал, ясно было, что он набивается на ссору.
— Нечестивец, не затевай ссору.
Он повернулся ко мне так, что мне чуть были видны его глаза.
— Я не затеваю.
— Я недостаточно выздоровела, чтобы еще и вас разнимать. Ну-ка, всем вести себя как взрослым. О’кей?
Нечестивец посмотрел на меня не совсем так чтобы дружелюбно, но ничего больше не сказал. Я приняла это угрюмое молчание. Братья — это были ценные кадры, мышцы, которые нам давно уже были нужны, но они меня и раздражали иногда. Всегда от них было ощущение, что совсем они не такие хорошие и послушные детки, как могли бы быть. Может, дело в том, что несколько веков все вампиры были с ними во вражде. Глава их линии крови сошел с ума и послал своих вампиров устраивать среди людей бойню. Братья его убили, поскольку совет вампиров решил, что его надо убить. Преступление их состояло в том, что они пережили его смерть. Существует предрассудок, что младшие вампиры не могут пережить гибель своего родоначальника. Жан-Клод говорил, что для слабых вампиров это верно, но предполагалось, что верно для всех. Думаю, этот предрассудок насаждается для предотвращения дворцовых переворотов. И конечно, только очень сильный вампир мог бы пытаться свергнуть своего создателя.