Арлекин

Гамильтон Лорел Кей

— На тебе крест? — спросила я.

Он вытащил из-под рубашки цепочку, а на конце ее был миниатюрный Будда. Я уставилась недоверчиво:

— Ты буддист?

— Ага.

— Не можешь ты быть буддистом, ты же силовик!

— Значит, я плохой буддист, но так меня воспитали, и я в этого пухлого малыша верю.

— А помогает оно тебе, раз ты не следуешь заповедям этой религии?

— Я то же самое мог бы спросить у тебя, Анита.

Прав он или нет?

— Ладно, просто неожиданно для меня,

что ты буддист.

— Для моих родителей тоже. Но когда Клодия нам велела надеть освященные предметы, я сообразил, что не верю в еврейского плотника, и не был в этой вере воспитан. — Он встряхнул цепочку с Буддой. — А вот в этого верю.

Я слегка пожала плечами:

— Действует — и ладно.

Он усмехнулся мне:

— Во-первых: Питер выздоровеет, но он поправляется по-человечески медленно.

— Сильно он ранен?

— Примерно как ты, но не так быстро заживает.

Грэхем подошел к Реквиему. Он был в тех же темных штанах и красной рубашке, но почему-то сейчас меня не раздражал. Отвечал на вопросы лучше, чем Реквием, и вообще был сам собой. А вампир был какой-то странный, даже для него.

Мне интересно было, насколько быстро я выздоравливаю, но сперва я хотела узнать про Питера. А чувствовала я себя на удивление хорошо.

— Так вот, я сейчас задам тот же вопрос, и хочу получить прямой ответ. Насколько серьезно ранен Питер?

Грэхем вздохнул:

— Кучу швов наложили — доктор счет потерял. Он поправится, это честно, но останутся мужественные шрамы.

— Черт.

— Все рассказывай, — велел Реквием.

Я посмотрела на Грэхема сердито:

— Ага. Рассказывай все.

— Я к этому подхожу. — Он посмотрел на вампира недобрым взглядом. Реквием слегка кивнул — или поклонился? — и отошел в сторону.

— Давай, Грэхем.

— Врачи предлагают ему пройти новую антиликантропную терапию.

— Ты имеешь в виду прививку?

— Нет, что-то совсем новое. С иголочки, — сказал он будто с отвращением.

— Насколько новое?

— Всего в нескольких городах ведутся испытания. В том числе в Сент-Луисе.

— Испытания на несовершеннолетних запрещены, Грэхем.

— Несовершеннолетних? Я думал, Питеру восемнадцать.

Черт, ведь наверняка Питер Блэк скрывает свое настоящее имя.

— Да, как-то я не сообразила.

— Если ему восемнадцать, он может дать разрешение.

Грэхем глянул на меня с любопытством, будто хотел спросить, почему я думала, что Питеру нет восемнадцати. А может, и он сам так думал.

— Дать разрешение на что конкретно? — спросила я.

— Ему предлагают вакцину.

— Так вакцину от ликантропии уже много лет дают, Грэхем.

— Не ту, которую когда-то использовали в колледже. Ту прекратили применять где-то десять лет назад, когда из-за плохой партии нескольких

милейших студентов колледжа превратили в монстров.

Он не вспомнил Ричарда, который был одним из этих студентов. Может быть, он не знает, тогда не мне рассказывать. Я промолчала.

— Теперь применяют вакцины убитые, а та была живая, — сказала я.

— Ты получала? — спросил он.

Я не сдержала улыбки:

— Нет.

— Мало кто вызвался бы добровольцем, — сказал он.

— Ага, по Вашингтону гуляет законопроект, хотят сделать вакцинацию подростков от ликантропии обязательной. Утверждается, что теперь это безопасно.

— Утверждается. — По интонация Грэхема было ясно, как мало он в это верит.

Я покачала головой, слишком резко повернулась — и в животе стрельнула боль. Выздоровела я, значит, не до конца. Сделав глубокий вдох и долгий выдох, я успокоилась и заставила себя не особо двигаться. Так оно лучше.

— Но Питер уже подвергся нападению. А прививка эффективна только до того.

— Ему хотят ввести живую культуру.

— Как? — почти заорала я.

— Вот так, — ответил Грэхем.

— Но он же заболеет той ликантропией, что будет в шприце!

— Не заболеет, если у него уже есть тигриная ликантропия.

— Что?

— Бывали пациенты, укушенные в одну ночь разными зверями. Два различных штамма друг друга нейтрализуют. Пациенты эти не заболели и остались людьми.

— Но ведь нет полной уверенности, что тигриная ликантропия у него есть?

— Нет. Кошачьи штаммы менее заразны, чем собачьи.

— И даже нельзя провести надежный тест на кошачью ликантропию раньше, чем через семьдесят два часа. Если ему сделают укол, а в тигра он превращаться не собирается, то он превратится в того зверя, чей штамм будет в уколе.

— Вот это и есть коллизия, — сказал Грэхем.

— Коллизия, — повторил Реквием лишь слегка насмешливо.

Грэхем посмотрел на него не самым дружелюбным взглядом:

— Я вот учусь культурной речи, а ты надо мной смеешься. Вместо того, чтобы поощрять.

Реквием поклонился — полностью, изящно, выставив руку вперед. В эту руку просто просилась шляпа с пером, иначе жест выглядел незаконченным. Реквием выпрямился.

— Я прошу прощения, Грэхем, потому что ты совершенно прав. Твои усилия я нахожу достохвальными. Я поступил неучтиво и приношу свои извинения.

— Вот почему, когда ты извиняешься, такое чувство, будто ты издеваешься опять? — спросил Грэхем.

— Ребята, к делу. Что там с Питером?

— Там с ним Тед Форрестер, федеральный маршал. — Произнесено было с интонацией «Супермен, человек-из-стали». Он поможет ему принять решение.

— Но с ним может быть все в порядке, и укол тогда гарантированно даст то, чего они не хотят.