Армадэль. Том 1
Шрифт:
Наверное, вы приведете то же самое возражение, когда будете это читать, которое привели, когда мы говорили об этом намедни, то есть о ваших летах. Выслушайте меня. Вопрос состоит не в том, что вам минуло тридцать пять лет — признаемся в этой неприятной истине, — но в том, показывает ли ваша наружность ваши настоящие лета. Мое мнение в этом отношении должно быть самым лучшим в Лондоне. Я пользуюсь двадцатилетней опытностью между нашим прелестным полом, подновляя истертые старые лица, и положительно скажу что вы не кажетесь ни одним днем старее тридцати, если еще не моложе. Если вы последуете моему совету и
Но вы можете сказать: «При всем том я шестнадцатью годами старее его, и это будет против меня с самого начала». Так ли? Подумайте опять. Конечно, ваша собственная опытность могла показать вам, что самая обыкновенная из всех обыкновенных слабостей в молодых людях в возрасте этого Армадэля — слабость влюбляться в женщин старее их. Какие мужчины ценят нас в цвете нашей молодости (я имею основательные причины говорить о цветущей молодости: я получила сегодня пятьдесят гиней, сделав молодой женщину, которая по летам годится вам в матери), какие мужчины, говорю я, готовы обожать семнадцатилетних малюток? Веселые юные джентльмены? Нет! Лукавые, старые негодяи, перешедшие за сорокалетний возраст.
Какая же тут мораль, как говорится в сказках? Мораль состоит в том, что все возможности на успех с такой головой, как ваша, в вашу пользу. Если вам тяжело, как мне кажется, ваше одинокое положение, если вы знаете, какой очаровательной женщиной (в глазах мужчин) вы еще можете быть, когда захотите; если вся ваша прежняя решимость вернулась к вам после того припадка отчаяния на пароходе (признаюсь, довольно естественного при страшных неприятностях, которым вы подвергались), мне не нужно будет вас уговаривать, чтобы сделать эту попытку. Только подумайте, какой переворот! Если бы тот молокосос не бросился в реку за вами, этот молокосос не получил бы имения. Точно будто сама судьба определила, чтобы вы были миссис Армадэль Торп-Эмброзская! А кто может совладать со своей судьбой, как говорит поэт?
Напишите мне «да» или «нет» и верьте привязанности вашего старого друга Марии Ольдершо".
3. "От мисс Гуильт к миссис Ольдершо
Ричмонд, четверг
Негодная старуха! Я не скажу ни «да», ни «нет», пока не посмотрюсь хорошенько в зеркало. Если бы вы истинно заботились о ком-нибудь, кроме вашей собственной негодной и старой персоны, вы знали бы, что от одной мысли опять выйти замуж — после того, что я перенесла, — меня мороз продирает по коже.
Но вы можете сообщить мне несколько более подробных сведений, пока я обдумываю, решиться мне или нет. У вас осталось моих денег двадцать фунтов от проданных вами моих вещей, пришлите мне десять фунтов на издержки, а другие десять употребите на секретные расспросы в Торп-Эмброзе. Я хочу знать, когда уедут Блэнчарды и приедет молодой Армадэль. Уверены ли вы, что с ним так легко будет справиться, как вы думаете? Если он похож на свою лицемерную матушку, я скажу вам, что Иуда Искариот воскрес.
Мне очень удобно в этой квартире. В саду прекрасные цветы, а по утрам птицы будят меня восхитительным пением. Я взяла напрокат порядочное фортепьяно. Единственный человек, которым я хоть сколько-нибудь дорожу — не пугайтесь, он давно уже лежит в могиле под именем Бетховена, — служит мне собеседником в уединенные часы. И хозяйка тоже беседует со мной, если я позволяю ей. Я ненавижу женщин. Новый пастор сделал визит вчера другому жильцу и прошел мимо меня по лугу. Глаза мои еще ничего не потеряли, по крайней мере, хотя мне минуло тридцать пять лет; бедняжка просто покраснел, когда я взглянула на него. Как вы думаете, какой цвет приняло бы его лицо, если бы одна из птичек в саду шепнула ему на ухо истинную историю очаровательной мисс Гуильт?
Прощайте, матушка Ольдершо. Я сомневаюсь, могу ли я быть преданной вам или кому бы то ни было, но мы все пишем ложь в конце наших писем, не правда ли? Если вы любящий меня старый друг, я, разумеется, преданная вам Лидия Гуильт".
«P. S. Сохраните ваши противные притирания для ваших веснушчатых покупщиц, а до моей кожи не коснется ни одно из них, обещаю вам. Если вы действительно желаете быть полезной, постарайтесь отыскать успокоительное питье, которое помешало бы мне скрежетать зубами во сне. Я скоро переломаю их, и тогда что станется с моею красотою, желала бы я знать?»
4. "От миссис Ольдершо к мисс Гуильт
Дамский косметический магазин, вторник
Любезная Лидия, как жаль, что ваше письмо адресовано не к мистеру Армадэлю! Ваша грациозная смелость очаровала бы его. Меня она не растрогала: я, знаете, уже привыкла к ней. Зачем вы тратите ваше блестящее остроумие, душа моя, на вашу непроницаемую Ольдершо? Оно только выдыхается и портится. Постарайтесь быть серьезнее на этот раз, я имею для вас известия из Торп-Эмброза, с которыми шутить нельзя.
Через час после того, как я получила ваше письмо, я принялась разузнавать. Не зная, к каким последствиям это может привести, я думала, что безопаснее будет начать секретно. Вместо того чтобы употребить тех людей, которые находятся в моем распоряжении, которые знают вас и меня, я отправилась в контору Частных Справок на Шэдисайдской площади и передала это дело в руки инспектора, как совершенно посторонняя и не упоминая вовсе о вас. Признаюсь, это был не дешевый способ начинать дело, но это самый надежный, что всего важнее.
Мы с инспектором поняли друг друга в десять минут, и самый пригодный человек для этой цели — по наружности преневинный молодой человек — немедленно был призван. Он поехал в Торп-Эмброз через час после того, как я видела его. Я условилась, что приду в контору в субботу, в понедельник и сегодня за известиями. До сегодняшнего дня известий не было, но сегодня я нашла нашего агента, только что воротившегося в Лондон и приготовившегося сообщить мне подробный рассказ о своей поездке в Норфольк.