Армейская пора
Шрифт:
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — подтвердил я, — буду обязательно иметь в виду. Сам понимаю, от меня ждут медалей и, желательно, золотых.
— Нормально, — одобрил тренер, — люблю понятливых людей, — вытащил из кожаной папки лист нелинованной бумаг, ручку. Приказал:
— Пиши заявление пока на членство в спортивное общество ЦСКА. А дальше посмотрим, все в твоих руках, точнее ногах!
Обратно вернулись в комнату отдыха тоже вдвоем. Я сел скромно в углу, на свободное место. А тренер, наоборот, вышел перед всеми и объявил:
— Товарищи, чтобы не было никак недоразумений.
И все же первые выводы будут сделаны уже после этого турнира. Он биатлонный, но вы все можете стрелять. Какие будут результаты, такой и будет разговор. А пока я хочу официально заявить от лица общества ЦСКА:
За первое место («золото») помимо всего прочего дефицитных товаров на пятьсот рублей;
За второе место («серебро») — триста;
За третье место («бронза») — двести;
За участие в турнире — сто.
— А резервный игрок, значит, не получает ничего, — недовольно произнес Мишин, как-то не по-товарищески получается.
— Да, нехорошо получается, — согласился Иванов, — надо будет намекнуть в президиум ЦСКА по приезде в Москву. Но пока только так. И, кстати, товарищ Мишин, окончательное распределение мест в команде определиться только накануне турнира. Так что старайтесь, может быть, и не будете резервным.
Мишина посылы тренера не воодушевили, он, по-видимому, хорошо знал силы и возможности каждого. И мое прибытие его не обрадовало. Пробурчал, но ничего не сказал. Ведь главная причина заключалась в его слабых способностях, а это в компетенции руководства ЦСКА не входили.
Я в этом отношении горевать не собирался. Мало того, что видел Всевышнего (нашего, удмуртского), так тот еще дал немного сил и способностей. Нечего тут горевать, это уже наглость.
Посидели еще где-то так с час, да отправились спать. Следующий день, как и последующие, будет тяжелым.
Между прочим, я все неосознанно ожидал, что меня будут «строить». Все-таки новичок в воинской организации. Не дождался. Все же это не двадцатилетние пацаны, возомнившие себя дедами, но сами, как были молодыми, так и таковыми остались. Нет, здесь младшему (кроме меня) 26. Старшему, правда, только 29, но все равно старшенький.
С этим и уснул, устал ведь прилично. а с утра опять тренировка! Правда, это было не долго, все-таки мы приехали на турнир, и тренер просто адаптировал нас и к лыжне, и к новому часовому поясу. В том числе и меня. Я, правда, был, так сказать, туземец, то есть местный уроженец, но несколько месяцев армии в ГДР, к моему удивлению, так сильно изменили меня, что, казалось, я был не в Удмуртии. Вот и бегал наравне, приучал снова. Эдгар Герасимович Иванов ведь не шутил, я или буду всем, или ничем. И это ни разу не «Интернационал», это такая жизнь в XXI веке.
С этим настроением я вышел на лыжню. «Я лучший! — говорил я себе, — мне очень надо победить!». И это не просто самомнение, я
А вот если не будет немедленного успеха, то меня или выпнут, или, в лучшем случае, посадят в резерв и доказывай потом, что ты хороший. А у него, между прочим, жена беременная и работы теперь нету. И ее родители уже на пенсии или тоже просто выпнуты с работы, а мои хоть и работают, но, но, с учетом зарплаты, будто и безработные.
Такой вот настрой. Дистанция двадцать километров для меня практически детская, поэтому я решил не делать стартовый спурт, нет вся трасса будет пройдена с ускорением. Только на трех отрезках, где местность позволяла катиться, я решил разрешить себе слегка отдыхать.
Только не надо думать, что это было озарение, сумасшедшее или талантливое. Понимание ведь важности сегодняшнего дня проявилось не сию минуту. Ха, я понимал это уже с намеками о возможном появлении в ЦСКА, совсем не дурак. И на тренированном заезде третьего дня попытался проверить такой ускоренный ритм. Получилось, честно говоря, тяжеловато, но, главное, получилось!
И вот я пошел. После стартового спурта, у кого покороче, у кого длиннее, спортсмены пошли спокойнее, размереннее. Темп был, естественно, быстрым, как и полагается профессиональным лыжникам, но не ускоренным. Только один сумасшедший продолжал спурт, ускоряясь. Это был я.
Тренеру, кстати, я все-таки сказал о своей задумке. Настоящий тренер в спорте, если и не отец, то подлинный наставник. И без кардинальной причины с ним лучше так не шутить, в конце концов, по тебе же ударит.
Эдгар Герасимович удивился моей дурости, сначала хотел запретить, по мимике было видно. Но затем задумался, помедлив. Спросил лишь:
— Это глупость или продуманная задумка, на лыжне не скиснешь?
Иванов ведь глаза видел, смотрел на мой ускоренный поход на тренировке, когда мои товарищи шли, как стояли. Но это было все же тренировка, а тут официальный турнир с множеством зрителей, как любителей, так и спортивных и околоспортивных деятелей. Если будет осечка, вот смеха-то будет. Меня, конечно, из общества сразу выпнут, но все будут помнить, что он был из ЦСКА и тренер у него был именно Иванов, а никто иначе.
Постарался его убедить. Двадцать километров для профессионального спортсмена это немного, многие также переходили на ускоренный темп, но не обдуманно, с учетом наличия сил и здоровья. А тут я осознано предлагаю сплошной спурт.
Риск, конечно, большой, но это такой случай, когда, кто не рискует, тот не пьет шампанское. И тренер мой это тоже понимал. Ведь-то турнир Ижевский был провинциальный, треск пойдет оглушительный, но в рамках СССР. В общем, Иванов не только согласился, но и дал ряд ценных советов.
Мой отрыв, хоть и замедлением, но сначала спортсменами был увиден, а потом осознан. Уже за ними заволновались и зрители, в первую очередь тренеры. Сразу посыпались ЦУ, кто мог дать, разумеется, мобильников ведь еще не было.