Армия мертвецов

Гуляевский Сергей

Закрыв глаза, Хаким прошептал:

— А теперь ты, моя ползучая месть! — и открыл деревянную заслонку.

Сильная голодная кобра зашипела в корзинке и, почуяв запах мыши, ринулась в амбар.

Хаким заложил отверстие в стене камнем, оставив узкую щель, сквозь которую кобра не смогла бы пролезть. Почти в то же мгновение дверь амбара скрипнула, и Хаким, прильнув к узкой щели, увидел взбешенного хозяина со светильником в руках. Привычно закрывшись на засов, хозяин направился к сундучку с золотыми монетами и вдруг остановился, выпучив глаза и открыв рот от изумления. Оставалось положить всего одну монету, чтобы

сундучок был полон. А теперь в сундучке не хватало нескольких десятков монет. И было непонятно, кто и когда украл деньги? Ведь он оставил амбар совсем ненадолго и, уходя, закрыл дверь на замок. Может, вор все еще здесь?

Хозяин поднял светильник повыше, повернулся и встретился с ненавидящим, беспощадным взглядом кобры, замершей в боевой стойке всего в двух шагах от него.

Хаким, наблюдавший эту страшную сцену, задрожал. Звуки преисподней послышались ему, и кровожадные демоны заплясали в его душе, как языки пламени. О, как сладки были эти мгновения! Ну, что ты, хозяин?! Попробуй, каково это — стирать чужое белье! Давай, начинай!

Но, к изумлению Хакима, хозяин, неподвижно глядя на кобру, вдруг расхохотался. Неизвестно, то ли хозяин обезумел от страха, то ли ему в голову пришла сумасшедшая мысль, что это змея украла золотые монеты, — но он сложился от смеха пополам, и тут кобра бросилась и ужалила его в шею. Хозяин захрипел и повалился на землю.

Несколько раздосадованный такой смертью, Хаким оторвался от узкой щелочки и сел на рисовую солому. Мысли его текли холодно и спокойно.

Надо доделать начатое. Время есть. До утра хозяина вряд ли кто будет беспокоить. Слуги подумают, что хозяин расстроился из-за гибели осла, и не хочет никого видеть.

Взяв кусок заранее припасенной глины, Хаким смочил его водой, и заделал отверстие в стене. Сухой рисовой соломой он убрал влагу и затер свежую глину горстью пыли. Теперь никто не смог бы догадаться, что здесь было когда-то отверстие в стене.

Развязав пояс, Хаким спрятал в него золотые монеты. Немного подумав, он достал из-под рисовой соломы длинный нож, которым когда-то хотел убить хозяина и сунул его за пояс. Еще раз оглядев убогую хижину, где он прожил столько лет, Хаким плюнул на пол и вышел вон.

Крадучись, он направился вдоль кустов в сторону реки, но, не удержавшись, взглянул сквозь ветки на осла, лежавшего у дерева. «Надо же, — подумал Хаким. — Ведь совсем недавно и я был не умнее этого дохлого осла. Если бы я убил хозяина ножом, мне бы отрубили голову». Усмехнувшись, Хаким двинулся дальше и вскоре пропал в темноте.

Между тем, смерть хозяина и его любимого осла наделали немало шуму. Одни говорили, что все это случайность. Другие утверждали, что это богиня смерти, Кали, наказала хозяина за его жадность и жестокость. А третьи были убеждены, что это Хаким имел зуб на хозяина и подбросил кобру в амбар. Тем более, что Хаким куда-то пропал в ту же ночь.

Приходил сам начальник городской стражи и все осмотрел. Даже заглянул в хижину Хакима. Но ничего подозрительного не заметил. Только удивился, что в горшке для воды плавают две дохлые мыши, а рядом валяется новенькая корзина, в которой сделана дыра. Но мало ли что могло прийти в голову этому сумасшедшему Хакиму. Тем более, что рыбаки нашли на берегу реки одежду Хакима, и всем стало ясно, что Хаким утонул.

А Хаким в это время шел по дороге через джунгли. На нем была заранее припасенная одежда странствующего монаха, и никому бы и в голову не пришло, что в поясе этого «монаха», одетого в лохмотья, спрятано целое состояние.

Кровавое солнце закатывалось за горизонт, когда Хаким, старавшийся уйти подальше, подумал о ночлеге. Но местность, в которой он оказался, была дикая и глухая. В сплошных джунглях изредка сверкали небольшие речки, да повсюду на верхушках пальм кричали обезьяны и трещали попугаи. Ни деревушки, ни одинокой хижины.

Поэтому Хаким обрадовался, когда увидел в стороне от дороги заброшенный храм. И хоть слышал он, что в заброшенных храмах ночевать нельзя (демоны и души умерших могут явиться ночью), да выбирать не приходилось: какая- никакая, а крыша над головой будет.

Зайдя в полуразрушенный храм, заросший лианами, Хаким остановился, чтобы глаза привыкли к полумраку, и вдруг вздрогнул от неожиданности и схватился за нож, спрятанный за поясом.

У одной из колонн на каменном полу сидел старик, до того обросший волосами, что его можно было принять за большую обезьяну. Старик сидел, скрестив ноги и закрыв глаза, с такой каменной неподвижностью, что Хаким на миг решил: уж не мертвец ли перед ним. Тем более, что крупная фиолетовая муха с громким жужжанием опустилась старику прямо на нос, а тот даже не пошевелился. Хаким не знал, что этот странный старик, заросший волосами, на самом деле — саньяси, то есть отшельник, святой. Отшельник, закрыв глаза, медитировал, чтобы познать истинную мудрость вселенной. Но Хаким подумал: «Если этот старик не тронул даже муху, то мне бояться нечего».

И он, переведя дух, осторожно направился в дальний угол храма, поужинал лепешкой и лег спать на куче сухих пальмовых листьев.

Но ровно в полночь, когда в мир выходят духи, привидения и всякая нечистая сила, Хаким вдруг проснулся от непонятного страха, охватившего его, и приподнялся. Старик сидел все в той же неподвижной позе, и тихое голубоватое свечение исходило от его головы, как будто это была не голова человека, а луна на небе.

Хаким задрожал от невиданного зрелища. «Демон! — подумал Хаким. — Это злой демон! Все! Мне конец!»

И поначалу казалось, что Хаким прав. Страшный старик поднял руку и громко, отчетливо произнес:

— Акраб!

И тотчас рядом с храмом послышались странные звуки: какое-то тихое постукивание и слабый шорох. Звуки приближались, и вот в дверях показались ползущие, словно змеи, невероятно большие белые кости. И череп с огромной пастью и клыками, подпрыгивая, катился следом. И не успел Хаким опомниться, как череп и кости оказались у ног старика, собравшись в груду.

Страшный старик немного помедлил, поднял другую руку и произнес:

— Раху!

Сразу и кости, и череп зашевелились, и беспорядочная груда сама собой сложилась в скелет ужасающего размера.

И вновь страшный старик немного помедлил и произнес:

— Хадар!

И тотчас скелет стал обрастать мясом и шерстью. И вот уже, кроваво сверкая глазами, разъяренный огромный тигр очутился перед стариком, готовясь к смертельному прыжку.

Но тут старик, ничего не говоря, скрестил руки на груди, и тигр, дружелюбно замахав хвостом, приблизился к старику и стал лизать ему ноги, как ласковая собака.