Аромагия
Шрифт:
— Да, Петтер, я забыл сказать, — спохватился Ингольв, когда ординарец помог мне усесться.
— Слушаю, господин полковник! — тут же вытянувшись по стойке «смирно», отрапортовал мальчишка. Каменное лицо, но запах — колкая перечная мята и холодно-лиственный петитгрейн — выдавал его недовольство.
Подойдя к нему, Ингольв как-то неожиданно по-доброму улыбнулся и заговорщицки сообщил:
— Я направил в столицу представление на производство тебя в чин лейтенанта.
Темные глаза Петтера расширились
— Это большая честь для меня, господин полковник! — только и сказал он.
— Не прибедняйся, мой мальчик! — покровительственно похлопав его по плечу, смягчившимся голосом произнес Ингольв. — Такие, как ты, всегда в цене.
Я ожидала, что Петтер ответит что-то вроде: «Рад вам служить, господин полковник!», но он только почтительно склонил голову. Исходящий от него аромат, против ожиданий, вовсе не искрился радостью. Напротив, остро ограненный черный перец колол нос.
— Такие, как он? — заинтересовавшись, повторила я. — Что ты имеешь в виду?
— Неважно! — отмахнулся Ингольв. И велел: — А теперь поезжайте!
Нам ничего не оставалось, кроме как послушаться…
— Куда ехать? — спросил Петтер, устроившись на водительском месте.
Его кисти — крупные, грубоватые для такого мальчишки — уверенно покоились на руле.
Я взглянула на свои мелко дрожащие руки и попыталась успокоиться.
— На берег, — отозвалась я, сама поразившись терпкой горечи, которая звучала в моих словах.
Зажмурилась, несколько раз глубоко вздохнула.
Петтер молча вел автомобиль, временами на меня поглядывая. Даже с закрытыми глазами я ощущала его взгляд: встревоженный, полный заботы и тихой нежности. Пахло от мальчишки тягучей смолой и ванилью — бензоином. И как бензоин, по хельским поверьям, отгоняет злых духов, так и этот аромат словно рассеивал мои печали.
Только я никак не могла отделаться от чувства вины. Я постоянно твержу, что стараюсь оттолкнуть Петтера, ради его же блага, а сама исподтишка наслаждаюсь благоуханием его чувств.
Запахи — это целый океан, пугающий тех, кто не умеет плавать. Можно всю жизнь плестись по его берегу, шарахаясь даже от брызг. А можно, как дети, с визгом прыгнуть в набегающую волну и насладиться ее бурлящими прикосновениями…
Но я не имею права поступать так с Петтером, даже если он мечтает именно об этом.
Когда автомобиль, в последний раз чихнув мотором, остановился, я еще некоторое время сидела неподвижно.
— Госпожа Мирра? — тихий голос Петтера, его осторожное прикосновение к локтю заставили меня нехотя открыть глаза.
— Да, Петтер? — рассеянно отозвалась я, глядя на хмурое море за окном автомобиля. Оно походило на медведя, который все никак не уснет в своей берлоге, ворочается и недовольно порыкивает.
— Приехали, — подтвердил очевидное мальчишка, не торопясь убирать руку. А губы у него пухлые,
По тесному салону автомобиля поплыло такое благоухание, что я замерла, разрываясь между желанием отшлепать глупого мальчишку и обнять его.
Так красиво, милосердные мои боги, как же красиво! Мягкая замша, играющая всеми оттенками фиолетового — ладан, кремово-желтый атлас сандала, нежная шероховато-древесная текстура мирры, как брошь, скрепляющая все это великолепие.
Ладан, сандал и мирра — благоговение.
Кажется, еще немного, и Петтер совсем потеряет голову.
— Петтер, — быстро и намеренно громко заговорила я, стараясь развеять наваждение, томным жасмином колышущееся вокруг. — Зачем вы меня туда привезли?
— Что? — непонимающе спросил он, с трудом выныривая из своих грез.
Прекрасный аромат будто поблек, но не исчез. Словно кто-то набросил на роскошное вечернее платье плотный кожаный плащ.
— Зачем вы меня туда привезли? — терпеливо повторила я. — Не думаю, что вы намеренно хотели меня унизить.
А вот это его проняло: дернулся, из глаз мгновенно исчезла мечтательная дымка — будто фата, сорванная нетерпеливым женихом.
— Нет! — Петтер протестующе мотнул головой. — Я просто…
— Просто — что? — подбодрила я нетерпеливо.
— Я хотел, чтобы вы знали, — признался он тихо, глядя на свои сцепленные руки.
— Знала о чем? — раздражение прорвало плотину моего самообладания. Ведь он ничего мне не объяснил! Выдернул из «Уртехюс» и повез неведомо куда, как безвольную куклу. А теперь из него слова не вытянешь! — Что Ингольв настолько… — я замолчала на мгновение, подбирая слово, — потеряет голову, чтобы драться на дуэли из-за любовницы?
— Нет! — так яростно запротестовал Петтер, что я вздрогнула. Теперь он смотрел прямо мне в глаза — требовательно и настойчиво. — Все совсем не так! Вы…
Он оборвал пламенную речь на полуслове и отвернулся, прикусив губу. Пахло от него противоречиво — кислой обидой и жаркой имбирно-лавровой гордостью.
— А как? — мягко спросила я. — Все выглядит вполне очевидным.
— Я не могу вам сказать, — неожиданно хрипло произнес он, не глядя на меня.
— Не можете или не хотите? — уточнила я резко. — Петтер, что за глупости?
Какие-то непонятные намеки, обмолвки, как будто это великая тайна!
— Не могу! — выкрикнул он, ударив по рулю.
Низкий рев клаксона заставил меня вздрогнуть и отшатнуться.
— Я дал слово господину полковнику, что никому не скажу! — уже тише закончил Петтер, сжимая руки в кулаки.
Оставалось только вздохнуть: благородство похвально, однако порой очень утомительно.
— Эта история с дуэлью как-то связана со мной, верно? — предположила я, вспомнив слова инспектора Сольбранда.