Шрифт:
Ondine Khayat
LE PARFUM DE L'EXIL
Published by arrangement with Lester Literary Agency & Associates.
Дизайн обложки Юлии Сидневой
1
Темно, совсем темно. Кажется, все как обычно, но что-то не так. Она видит, как взрослые силятся ничего такого не выказывать. Они подносят ко рту снедь, приготовленную для них на кухне, говорят обо всем и ни о чем, но сами как будто не здесь. Она хочет их предупредить, велеть им бежать. Нельзя здесь оставаться. Дедушка протягивает ей руку
От ударов в дверь она дрожит. Улавливает страх в глазах остальных. Она ничего не понимает, ей хочется удержать время, которое как будто раскололось, но все происходит очень быстро. Они вошли. Они идут. Жизнь погружается в черноту.
Голова… Они отрубили ему голову… Они выставили ее как трофей в городе…
Талин проснулась с криком, вся в поту. Посмотрела на будильник. Он показывал десять минут четвертого. Слышался какой-то звук, медленный, глухой, неровный. Она не сразу поняла, что это стучит ее сердце. Кошмары не снились ей уже несколько месяцев, и она думала, что избавилась наконец от своих ночных ужасов. Она протянула руку к Матиасу, ей нужно было чье-то присутствие, чье-то тело, но он опять уехал. Талин хотелось, чтобы он был рядом, хоть он и не умел ее успокаивать. Руки и ноги оцепенели, страх словно загипнотизировал ее. Было трудно двигаться, пришлось сделать усилие, чтобы встать.
Талин оглядела теплый и комфортный гостиничный номер, в котором остановилась, – у нее не хватило духу ночевать в доме бабушки Ноны. Пошатываясь, она прошла в ванную. Надо было сосредоточиться, собрать себя заново из кусков, рассыпавшихся под бременем страшного сна. В зеркале отразилась перепуганная, потерянная молодая женщина. Бледное лицо осунулось, волосы спутаны, глаза вытаращены. Она подставила руки под холодную воду и немного успокоилась. Зажгла везде свет, как это делала Нона, никогда не выносившая темноты. Она всегда спала с зажженной лампой. Однажды вечером Талин зашла в ее спальню и ласково посмеялась над ней. Но бабушка, всегда подхватывавшая шутки над собой, даже не улыбнулась. Больше они никогда об этом не говорили. Как бы поступила Нона сейчас?
Талин напряглась. Горе опять пробуждалось. Она ни за что не хотела думать о бабушке, не было сил. Мысли упирались, вскидывались на дыбы. Смерть Ноны разбила ей сердце, до физической боли. Невыносимо сдавило грудь, и невозможно было нормально дышать. Боль стала похожа на зубную и расползалась по всему телу. Как вскрыть абсцесс отсутствия? Она запрещала слезам течь, но они не слушались. «Плачь, ты изливаешь горе!» – сказала бы ей Нона с улыбкой. Говорят, незаменимых нет. Талин давно знала, что это неправда. Никто никогда не заменит Нону.
Она вернулась в спальню, но не решалась лечь, боясь, что кошмар вернется. Улеглась на кровать и подложила под голову подушку, устраиваясь повыше. Какие ужасы могли преследовать бабушку? Отчего она боялась темноты? Какие пугающие секреты таились в ней, готовые вцепиться в ее горло, когда затихал шум жизни? Трудно было представить, что ей страшно, видя, как она управляет семейным парфюмерным предприятием, ею же и созданным. Талин сдерживала рыдания. Что она сделала для своей бабушки? Нона всегда была с ней. Всегда любила ее, направляла, поддерживала. Почему же она так и не расспросила ее? Почему оставила ее наедине со страхами?
А теперь слишком поздно…
Пять минут пятого. Талин давно пора спать, завтра тяжелый день. В ночной тишине она невыносимо остро осознала, что потеряла главного человека в своей жизни. Ей хотелось заплакать, избыть эту душившую ее боль, но не получалось. Тогда она свернулась калачиком на кровати и попыталась занять голову «игрой в запахи». Занимаясь этим, она смешивала их в уме и представляла себе аромат. Жимолость, железо, шоколадная булочка. Талин вообразила все запахи по отдельности, потом сложила их и вдохнула яркий, сладкий, металлический аромат. Она продолжила игру и быстро успокоилась. Роза, миндаль, деготь… Клей, пепел, лимон… Бабушка научила ее этой игре, когда ей было три или четыре года, и с тех пор она всегда в нее играла. Нона очень быстро поняла, что у ее внучки исключительное обоняние, что она способна запомнить сотни запахов и в точности их воспроизвести.
Талин все-таки смогла уснуть на несколько часов и проснулась с сильной головной болью. Она посмотрела на свой мобильник. Матиас был в Нью-Йорке уже два дня и не прислал ей пока ни одного сообщения.
Много народу собралось у церкви Святого Франциска Сальского. Талин добралась пешком; она шла вдоль моря, чтобы подышать весенним воздухом Бандоля. Сине-зеленое шелковое платье, которое подарила ей Нона на тридцать семь лет, обтягивало грудь. Она глубоко вдохнула, собираясь с духом, и едва успела отпрыгнуть от струи воды, которой служащий мэрии поливал тротуар. Талин сосредоточилась на запахе нагретого солнцем асфальта. Из расположенной рядом булочной до нее долетели ароматы сахара и шоколада. Весело щебетали дети, их окликали занятые родители, ссорилась парочка, какая-то девушка шла, читая в телефоне сообщения и натыкаясь на прохожих. Шум, пение, автомобильные гудки… Жизнь кружила перед глазами Талин, и ей вдруг стало трудно идти. Всего было слишком, ее обостренные чувства ничего не фильтровали, и ощущения удесятерялись. Только Нона понимала, что она переживала в такие моменты. Она как-то призналась, что и сама долго была жертвой своей чрезмерной чувствительности, пока не научилась защищаться. Она потеряла часть своей души, объяснила бабушка, зато обрела право жить в спокойствии.
Когда молодая женщина увидела у церкви катафалк, ее сердце пропустило удар и долго не хотело возвращаться к нормальному ритму. Отвернуться, бежать подальше, бежать от смерти и никогда не возвращаться. Талин хотела шагнуть вперед, но тело не слушалось. Ее охватил страх. Нужен был аромат, все равно какой, чтобы вернуться в действительность. Она уловила в воздухе запах сигареты, смешанный с запахами хлеба и мусора. Сосредоточилась и смогла создать броню, которая была ей так нужна. Она прошла мимо маленького фонтана, увенчанного фигурками ангелов, и направилась к церкви, стараясь удержать только что изобретенный аромат.
– Где тебя носит? Мы уже двадцать минут ждем! – воскликнула Элен, ее мать. – Опоздать на похороны бабушки – это что-то!
Она окинула взглядом ее одежду.
– Почему ты не в черном? Вечно тебе надо выделиться.
Мать закатила глаза и покачала головой. Этот жест Талин видела все свое детство. Она мысленно распылила вокруг себя только что созданный аромат, чтобы защититься от губительного излучения, но это не сработало. Защита никогда не работала с холодностью, которую она видела в глазах своей матери. Никаких эмоций не читалось на лице Элен, а ведь она хоронила родную мать. Талин смотрела, как она удаляется – такая элегантная в бежевом костюме, с безупречной укладкой, несмотря на жару. Элен было семьдесят девять лет, но ей легко давали на пятнадцать меньше. Ее духи с ароматом розы защекотали ноздри Талин, и она снова пожалела, что запах этого дивного цветка ассоциируется для нее с запахом горя. Арам, ее старший брат, обнял ее и провел рукой по волосам, тщетно пытаясь укротить ее черные кудри.
– Как ты, сестренка? – спросил он.
– Плохо, как еще? – простонала Талин. – Ох, Арам, почему она ушла?
– Она хорошо пожила, мы не должны грустить.
– У тебя получается?
Молодой человек утер слезы.
– Нет, конечно. Но Нона не хотела бы, чтобы мы горевали.
Талин прижалась к брату и немного успокоилась. Матиас, ее гражданский муж, редко ее обнимал, и ей не хватало прикосновений.
– Ты в курсе насчет нотариуса?
Талин вопросительно посмотрела на брата.