Артефакт
Шрифт:
Оглянулся назад, в серости раннего утра, нехотя выдвигается город с башнями, шпилями, высокими заборами и площадями. При свете наступающего дня, он становится величественным, но и более ужасным своей пустотой, дух смерти витает над нетронутыми зданиями. Я вспоминаю котлован, заполненный скелетами, и мне становится жутко, поспешно перевожу взгляд вперёд. Вдоль береговой линии тянется, выкрошенная временем, стена. В ней темнеют прорези лестниц, ведущих вверх и, зияют чёрными провалами зловещие окна, очень вероятно, там убежища многих обитателей города мёртвых. В подтверждении моих мыслей слабый ветерок
Минуем последний пролёт моста и оказываемся на его краю, осколки бетона, вперемешку с острой арматурой, валяются внизу, спуститься нереально — высота не менее пятнадцати метров, но ребята как-то спустились. Через некоторое время Семён выискал металлический трап на стойке моста, он свисает аккуратно к самой земле.
По насыпи, скользя и падая на подвижных мелких камнях, мы с трудом выбираемся к мощной, сложенной из крупных каменных блоков, стене. На этот раз и Семён чувствует запах костра, тревога мелькает в глазах.
— Думаешь, его Игорь со Светой разожгли?
— Ничего не думаю, но костёр на их пути, может и они, хотя… в последний раз они были в здании… в любом случае, нам туда, оно где-то на границе стыка сводов с землёй.
Соблюдая осторожность, идём вдоль стены. Впереди лестница, а ещё ближе, провалы окон. Зловоние бьёт по обонянию, даже Семён, менее ощущающий запахи, морщит нос.
— Издох кто-то?
— Только заметил?
— Воняет чем-то, вроде.
— С моста мучаюсь, — жалуюсь я.
— Не везёт тебе, — чешет он голову.
— Издержки моего появившегося дара.
Напряжение растёт с каждой секундой, всё внимание к чёрным окнам, запах зверя устойчив и насыщен мускусом, чувствуется, он большой и независимый — один из хозяев развалин.
А вот и его обед, на поляне истерзанная мокрица, даже броня и клешни изжеваны мощными челюстями, от неё несёт невыносимым смрадом, поэтому, когда обходили падаль стороной, не сразу заметили ещё одну жертву хищника — мы едва не наступили на почти полностью обглоданные останки… человека.
Глава 5
В потрясении замираем над страшной находкой, мысли роятся как осы в гнезде, даже слышу их жужжание. Кто это? Кем он был? Но очевидно, уровень этого человека выше, чем тех, с кем встречались раньше. По всей округе разбросаны клочья одежды, ткань плотная, цвета хаки, рядом с изуродованным лицом — защитный шлем с толстым стеклом, металлический ранец измят когтями зверя, оружие, в чём-то похожее на автомат Калашникова, только с прямым магазином, беспомощно валяется в пыли.
Над местом трагедии — словно эмоциональное зарево ярости, и боли этого человека вперемешку с ужасом детей.
— Он их спас, — смахивает слезу Семён. Он стоит мрачный, мышцы бугрятся под одеждой, взгляд твёрдый как скала, ощущение, ещё чуть-чуть и польётся из глаз ртуть. — Надо похоронить.
С сомнением смотрю на друга, здесь опасно стоять каждую секунду, чего ещё говорить, если мы начнём возиться с телом.
— Нет, — через силу выдавливаю я.
Семён не спорит, но взгляд полон сострадания. Пятясь, отходим к зарослям у реки. Посматриваю на воду, нет ли с её стороны опасности, но похоже, ракообразные мокрицы избегают этих мест, лишь птеродактили
Внезапно до ушей доносится характерный звук лодочного мотора. Мы опешили и заинтригованные, раздвигая заросли, двинулись к реке. Вода парит и стелется полупрозрачной дымкой над её поверхностью. Рокот моторки всё явственнее вырисовывается в пространстве, до боли в глазах всматриваемся вдаль — она выскакивает из пелены тумана как торпеда, чёрная, обтекаемая, броневые листы закрывают ходовую рубку. Над ней угадывается круглая башня со спаренным пулемётом и короткой пушкой.
Не зная, что там за люди, пячусь в заросли, Семён делает то же самое, но несколько неуклюже, стебли пали под его мощным телом, нас мгновенно замечают, вода у наших ног моментально вздыбливается от шквального огня.
— Ё, моё! — ругаюсь я и как лось вломился в гущу зарослей, рядом пыхтит друг, стебли рассыпаются, словно от голодного смерча, а пули визжат, скашивают листву как в тошнотворном американском боевике. Очень вовремя успеваем забиться под обломки разрушенного моста. На моторке не угомонились, буквально в трёх метрах так громыхнуло, что плиты сдвигаются с места, каменная крошка шрапнелью пронеслась по нам, сделав болезненный массаж, нечем дышать от поднявшейся удушливой пыли.
— Война, что ли?! — в недоумении кричит Семён. — Они что, совсем оборзели? — он дёрнулся за своим ружьём — вновь шквал из пуль и огня, перекатываясь, прячемся за поваленные бетонные балки. В том месте, где мы были, в то же мгновение зашлёпали крупные пули, с чавканьем вгрызаясь в илистую почву, обрызгивая нас выплеснувшейся грязной жижей.
Моторка приблизилась к берегу, слышится хлюпанье воды прыгающих с неё людей, трещат заросли, разносятся резкие голоса и короткие автоматные очереди.
— Приплыли, — сплёвываю на землю и готовлю ружьё к стрельбе.
— Они обознались, — делает предположение Семён.
— От этого не легче. Похоже, они сначала стреляют, а потом разбираются.
— Обычный спецназ, — глубокомысленно изрекает друг.
— А ты знаешь, как действует спецназ? — ядовито улыбнулся я.
— Аскольд рассказывал, — нахмурился Семён, поёрзав на одном месте, уверенно готовится к стрельбе. — Где снимается предохранитель? — слышится его недовольный голос.
— Я же тебе раньше говорил, здесь его нет… Семён, соберись! — обеспокоился я.
— Ну да, у них принято сразу стрелять. Действительно, зачем им нужен предохранитель? — с пренебрежением кривится друг. — Какие-то варвары! — у Семёна вырывается возглас полный негодования.
Тем временем группа уверенно приближается к нам, уже вижу пятнистые комбинезоны, блестят толстые стёкла на шлемах, я догадываюсь, тот человек, спасший наших детей, из их группы. От этих мыслей прихожу в ужас, что мне придётся по ним стрелять.