Артур, племянник Мордреда
Шрифт:
— Хмм, — говорит Ланселот, читая письмо. — Оттон очень высоко о вас отзывается.
Молчу. Что тут скажешь? Разве что — «Для меня это большая честь, сэр!» Но не привык я еще по каждому подходящему случаю выдавать такие громкие фразы.
— У Оттона вы были сотником, — продолжает Ланселот. — Однако море — это море, а у нас несколько другая… эээ… специфика. Для начала я назначу вас десятником. Посмотрю, как вы будете справляться. Если вы и в самом деле так хороши, как пишет о вас Оттон, ваша карьера быстро вверх пойдет. Ну а если нет…
И многообещающе руками разводит.
У них тут, что, принято при переводе звание понижать? Или, может, этот Ланселот киммерийцев не любит? А почему, спрашивается? Я задумался. Может, он в той войне участвовал, когда мы с гор спустились и Аваллон пощупать попытались? Глупо на нас за это в обиде быть — вон сколько времени с тех пор прошло!.. Хотя кто их знает, долгоживущих, как они время считают?..
Пожал я плечами и ничего не сказал. Десятником — так десятником.
Ланселот написал приказ о моем назначении, но не отдал, а вместо этого некоторое время задумчиво мое лицо рассматривал.
— У меня такое чувство, киммериец, — сказал он наконец каким-то другим, неофициальным тоном, — что где-то я тебя уже видел. Мы никогда раньше не встречались?
— Не знаю. — Сказал я. — Может, вы моего прадеда на Нэлеорских равнинах запомнили? Он, говорят, прежде чем пасть с честью, не меньше десятка ваших успел положить.
— Может быть. — Нахмурился Ланселот, протягивая мне бумагу. — Ну, все. Идите, Артур.
— Да, сэр.
Так стал я служить на южных границах Аваллона. От орков их охранять. Орки жили в болотах. А болота там — мама не горюй! От моря до Арденского леса — считай, тыща миль, не меньше. А вглубь — вообще никто толком не знает, насколько они тянутся. Потому как не проверял никто.
Охрана границы организованна так: по краю болот, от моря до Ардена длиной во всю эту тыщу миль насыпь сделана. Кое-где частокол имеется. Через каждые пять миль — форты или заставы. За ними — лагеря военные. На заставе несут службу человек пятьдесят, а иногда и сто. За болотами следят. Отдельных орков вылавливают и небольшие отряды уничтожают. А если соберется орчья банда побольше, с заставы сигнал дают, и тогда из ближайшего лагеря войско на помощь выступает. Такая вот система. По-моему, вполне разумная.
Стал я жить-поживать — по насыпи прогуливаться, на наблюдательной вышке зевать, на болото поглядывая, в орков постреливать, да людей своих муштровать. А людей под моим началом было всего шестеро. Неполный, значит, десяток.
Чтобы со скуки не сдохнуть, занялся я самообразованием. Азбуке аваллонской я еще когда у Оттона служил, обучился. Сейчас же книг себе всяческих накупил — сижу, читаю. Интересное занятие, оказывается — читать! Я и не знал.
Прошло так полгода. Если Ланселот от меня каких неприятностей ждал, то так он ничего и не дождался. Службу я исправно нес, за своими людьми следил, не буянил ни разу и особо по увольнительным не напивался. Да еще и книжки читал! Ангел, а не киммериец! Когда у генерала недоверие ко мне прошло, назначил он меня сотником. То есть — начальником заставы поставил. Не той заставы, где я служил (там свой командир имелся), а другой, которую банда орков неделю назад
В сотне моей людей вовсе не сто, а вдвое меньше. Недобор у нас. Никто на юг ехать не хочет. Участок, опять-таки, опасный. Форт еще не восстановлен и в частоколе кое-где дыры. Зато я на этой заставе — царь и бог.
Отложил я книжки в сторону и делом занялся. Патрули, тренировки, отдых. Частокол починили, форт восстановили и еще лучше укрепили, полдюжины новых наблюдательных вышек построили. Солдатам своим дурака валять не позволяю: кто не в патруле, тот спит, а кто не спит, тот либо на тренировочной площадке с мечом прыгает, либо мишени из лука дырявит. Кто обязанности свои хорошо исполняет, тому — увольнительная, а кто в потолок плюет — тому шиш и сверхурочные работы по углублению оборонительного рва.
Ланселоту мой образцовый порядок понравился. Даже в пример меня другим сотникам поставил. Да только что толку мне с его похвалы? Перспектив не вижу. Скучно. Может, через пять лет и повысят в звании, да я до тех пор уже от тоски помру.
Решил я так: либо увольняться, либо придумать что-нибудь этакое. Думал я, думал, а потом позвал к себе своего заместителя, Никоса Эрбеша, налил ему пива и вопрос задал:
— Слушай, — говорю, — Никос. А чего, собственно, эти орки на нас лезут?
— Кабы знать! — Гундосит Никос, пивко похлебывая.
— Нет, подожди. Ты вот какой год на границе служишь?
— Десятый уже. — Отвечает.
— И раньше они также лезли и лезли? Мы их мочим, а они лезут. Мы их мочим, а они…
— Не. — Качает головой Никос. — Раньше такого не было. Вал этот оборонительный — Ланцелотов вал, как его называют — при мне строили.
— И раньше эти орки — что? Не нападали?
— А раньше их тут и вовсе не было. — Удивляет меня мой заместитель. — Лет двадцать тому назад завелись, а может, и того меньше.
— Вот те на! Как это не было? А где ж они были? Откуда взялись? Сами по себе завелись, что ли?
— Кабы знать! Но с колдунами нашими, — понижает Никос голос, — и не такое случиться может. То нет чего-то, а потом раз — и появится. Или исчезнет. Вот и вашей Киммерии раньше не было. А потом — хоп!..
— Но-но! — Говорю я Никосу. — Это вашего Аваллона не было. А Киммерия всегда была. С тех самых пор стоит, как Конан, сын Крома, на землю сошел.
— И Киммерия была, и Аваллон был, — примирительно махает рукой Никос, — но были они как бы по отдельности. А потом — раз! — и вместе стали. А отчего так, я не знаю. Я-то не колдун.
— Хмм… Думаешь, и орки таким же образом появились?
— Может, и таким. А может, они в глубине болот жили, а потом — раз! — и вылезли.
— Ага. Вот я и думаю: а чего это они вылезли? Мыслю так: надо поймать языка и допросить. Что у них там, в орочьем их гадюшнике, случилось такого, что они нападать вдруг вздумали?
На том и порешили. Стали ловить языка. Поймали. Допрашивать стали. А он, зараза, молчит! Мы его и железом каленым, и на дыбе — а он знай себе или верещит, или скулит. Ну что ты будешь с ним делать?!