Артур-полководец
Шрифт:
– Еще.., увидимся, – прохрипел он. – И тогда.., я заставлю тебя.., проглотить это словечко.., и мой удар!
– Да, мы увидимся, – пообещала я ему, – но когда мы увидимся, тебя уже не червяком будут обзывать, а девчонкой! – Я подняла топорик, поняв, что наконец свободна от его гадких прикосновений, от его ненавистного присутствия, из-за которого вот уже одиннадцать лет я казалась себе шестилетней девочкой. Мысленно я была уже далеко, я покинула Харлек. Я, девушка-воин, отправлялась навстречу приключениям, как Маха, богиня войны, как Минерва!
Но, толкая тяжелую, обитую железом створку дверей и выбегая наружу, я знала, мы оба знали: Канастир
Мы должны были встретиться вновь, и притом скоро.
Я поспешила к стойлам, стараясь, чтобы меня не заметили. Никому и в голову не пришло слишком ко мне приглядываться, а если на меня и глазели, то свое мнение оставляли при себе. Конюшего я подкупила, велела ему держать рот на замке и приказала привести мою любимую чалую кобылу Мериллуин – не какого-нибудь там пони, а настоящую римскую боевую лошадь. Ее выдрессировал конюший дяди Лири, а потом дядя подарил ее мне.
Я поехала не спеша, стараясь не загнать свою старушку. Каждые два часа я спешивалась и шла рядом с лошадью или давала ей попастись. Я не спешила на встречу с Dux Bellorum, зачем раньше времени знать, что тебе грозит: наказание за клятвопреступление или казнь за убийство.
Я пересекла великую равнину Северна и поскакала на восток, где еще сохранилось много бродов, не залитых осенним половодьем и было достаточно травы. Я захватила с собой денег – не слишком много, чтобы не вызвать подозрений, если попаду в плен к разбойникам. Каждую ночь я останавливалась на постоялых дворах, в крестьянских домах или римских гостиницах, которые до сих пор были открыты, хотя «орлы» разлетелись еще сто лет назад, и всюду я платила за постой.
Наконец, когда я была уже в одном дне пути от Камланна, я увидела впереди выстроившиеся в ряд четыре шатра. Они стояли у подветренного склона не то могильного кургана, не то ярмарочного холма. Флаг развевался под ветром – ярдов девять, не меньше – серебряная рыба на белом фоне. А над флагом древко венчал римский орел, восседавший на золотой табличке с буквами МРПП, что я со своим скромным знанием латыни разгадала, как «Меровиус Рекс Пропретор».
Я напоролась на лагерь Меровия – некогда губернатора, а ныне – короля Сикамбрии. Я натянула поводья Мериллуин, смущенная и напуганная: что это, интересно, Меровий, основатель «Строителей», делает в Придейне?
Меровий был единственным человеком, перед которым благоговел даже сам дядя Лири. Вот уж не знаю, насколько дядя доверял сикамбрийцу – наверное, не больше, чем на то расстояние, на которое он мог бы его отшвырнуть, – а уж это вышло бы не дальше, чем длина его бороды, а то и поменьше. Но я обязана была покоряться ему, как все прочие «Строители Храма», не только потому, что он был основателем, но и потому, что он был полурыбой.
Я довольно долго думала, гадая, воистину ли верность основателю веры должна обязать меня получить от него указания. Потом я пожала плечами и решила, что это все равно что присяга, которую произносишь и клянешься говорить правду, – правду-то ты говорить обязана, но никто от тебя не требует, чтобы ты отвечала на каждый вопрос, который услышишь!
Я поскакала вокруг лагеря, сделав такой крюк, что чуть не проехала мимо Камланна, и въехала в город на рассвете через полтора дня.
Я отыскала неплохие конюшни, хозяином которых оказался толстяк по имени Джофф, и поставила Мериллуин в стойло, строго-настрого наказав хозяину кормить ее овсом, морковью, яблоками и только в самом крайнем случае соломой. О своей кобылке я забочусь и не допущу, чтобы она недоедала, чтобы там ни ворчал дядя Лири.
Потом я отправилась к дворцу – такого великолепия я никогда прежде не видела! Стадион, бани, фонтаны и четырехэтажные здания! А сам город – чудо! Заново отстраивали колизей, дома на улицах стояли трехэтажные, и еще там были бани для простых людей вроде меня – ну, то есть для простых, потому что я решила представиться вышивальщицей (в дороге мне проще было разыгрывать сына мельника, но в банях этот номер не прошел бы). Я показала свое умение не кому-нибудь, а самой принцессе Гвинифре, жене Артуса, и покорила ее своим мастерством.., а может, она просто была в отчаянии после того, как ее прежняя вышивальщица Бидлди Тангуэн сбежала с конюхом Оллом, которого остальные слуги звали не иначе, как «Олл, у которого кое-что как у коня». Не желаю знать, почему это его так называли, – главное, что он был вдвое моложе этой девицы!
Так и вышло, что через несколько недель я уже гуляла у фонтана Рианнон (если только то не была Диана) во дворе Бегущей Воды и пыталась перестать думать об Этом Мальчишке – мне хватало мыслей об Артусе, Меровий (который въехал-таки в Камланн после того, как его посланник вымостил ему дорожку), моем отце, моем мерзком братце и кровавом убийстве.
В конце концов долго мне не выдержать. Клятва там, не клятва – я не понимала, из-за чего это я должна постоянно держать в узде собственные чувства и желания! Даже воину порой хочется стать женщиной!
И я решила, что, если Этот Мальчишка не станет слишком сильно раздражать меня час-другой, я вдохну поглубже, помолюсь Богородице и приглашу, пожалуй, Этого Мальчишку на приятную прогулку – ну, то есть позволю ему пригласить себя, потому что я не забыла: я с ним не разговариваю. И пусть будут прокляты те глупцы, которые станут болтать, будто годы размягчили меня!
Глава 23
Питер бродил по комнате в поисках зеркала, пока наконец не вспомнил, что никакого зеркала тут нет. И крема для бритья тоже. «И что теперь? Если Мордред насадит меня на вертел – уж хотя бы выглядеть надо как подобает. Чем же здесь бреются?»
«Камень, – подсказал Питеру Ланселот, – римский бритвенный камень».
Бритвенный камень? Напоминание сикамбрийца заставило Питера вспомнить о том, что действительно римляне скребли заросшие щетиной щеки пемзой. Неужели придется? Питер взял со столика у кровати кошель, обшарил его, нашел тонкий сероватый камень.
«Боже! Ну ладно, попробую…» Питер немного растерялся, гадая, надо ли намочить щеки, или драить их камнем всухую. Прежде-то ему никогда не доводилось бриться никакими камнями, и он поежился, представив себе залитый кровью кусок пемзы и багровые пятна в тех местах, где прежде были щеки… Дожав плечами, он смочил лицо водой из тазика, успевшей приобрести комнатную температуру.
Одна сторона у камня была ровная, плоская, другой стороной камень удобно лег на ладонь Питера. Он сжал зубы и провел камнем по коже. «Нечего удивляться тому, что они тут все в шрамах», – мрачно подумал он.
Боль оказалась не такой уж и жуткой, а самое удивительное – камень действительно грубовато, но все-таки сбривал отросшую щетину!
Покончив с бритьем, Питер промокнул не слишком окровавленные щеки льняным «полотенцем», которое обнаружил рядом с опустевшим тазиком. Затем медленно, осторожно присел на кровать. Головная боль почти прошла, и ему хотелось, чтобы она не возвращалась.