Асенька и ее зверь
Шрифт:
Настя смотрела на отражение и не могла насмотреться. Все остальное вокруг стало вдруг совершенно неважно. Только она, это пламя и Влад, смотревший на нее сейчас так…
– Влад… Я… Это правда?
– Я был в этом уверен. Есть еще кое-что. Очень важное и нас обоих касающееся.
Настя развернулся на стуле к медведю лицом, краем глаза увидев, что пламя погасло.
– Расскажи. И у меня еще много вопросов!
– На следующих тренировках, любимая. Мне пора убегать. И помни этот огонь. Когда будет трудно, когда покажется, что все безнадежно – вспоминай. Ты не просто одарена, твой огонь очень силен. Горел фитиль ярко.
Сказав
А потом пришлось брать себя в руки и приступать непосредственно к тренировке. Еще вчера вечером ей совершенно не верилось в эту затею. Балерину не сделать из каждого встречного даже упорными тренировками. А теперь… Влад вдохнул в ее душу надежду. Даже уверенность: она сможет, нужно лишь захотеть. Очень хотела, немыслимо, до зубовного скрежета. Вспоминая, как этой зимой, когда они все, наконец, переехали в столицу Урсулии, Руму, ей изо всех сил приходилось учиться жить как морф. Сомневаясь, не веря.
Говоря откровенно, только лишь отношение жителей Румы к своему лидеру заставило их Настю принять. Пусть не сразу, зубами скрипя, удивляясь, но звание “человеческая жена Беринга” стало ей настоящим щитом. Беринга здесь не просто любили или уважали. Нет. Иногда ей начинало казаться, что каждый житель Свободного острова лично знаком с ее мужем и считает себя Берингу в чем-то обязанным. Впрочем, отчасти оно так и было: большая часть жителей это страны были сами эмигрантами или потомками беглецов. И жили они под защитой последнего из племени проводников.
Весь мир Насти тоже вращался вокруг этого невероятного человека. Морфа, медведя, ученого, проводника. Она ему была очень нужна, Настя знала. Не просто возлюбленной, а подругой и даже соратником. А потому…
Придется ей снова учиться, тренировки и тренировки. Как в первый класс школы пошла.
Школу Настя вспоминала с устойчивым содроганием. Учиться она не любила. В деревенской школе было скучно. Дети там не рвались к знаниям, часто убегая с уроков. Настя тоже убегала. В городе ей нравилось больше, вот только знаний и терпения ей остро не хватало, да и учителя часто говорили: «Да что с неё взять, с деревни», совершенно не учитывая, что отец у Насти был вполне себе настоящим художником, да и мать не была глупа. Если бы не внезапная ее беременность, Маше Анискиной вполне можно было ехать в город в институт, аттестат у неё был очень даже приличный. Не в кого было Насте быть дурой.
Только к девятому классу, осознав перспективы возвращения в деревню, Стася рьяно взялась за учебу. Ходила хвостом за учителями, вгрызалась в учебники, заучивала формулы и теоремы. Физика и химия ей так и не поддались, а математика нравилась. И сочинения ее даже отправляли на конкурсы.
Как давно это все было: словно в прошлой жизни! Острова воспоминаний всплывали в общем тумане беспамятства. Отчего-то детство свое девушка помнила очень плохо. Над ней еще Валька смеялся: “Безмозглая курица ты!”.
Снова он непрошено в голову влез. Где он, что с ним? Не чужой ведь человек, порою даже – хороший друг. Пусть и струсивший тогда, когда ей была нужна
Настя теперь понимала: они все равно бы расстались рано или поздно. Выросли бы друг из друга. Пора была двигаться дальше. И скорее всего, это Валька бы бросил свою “деревенскую дуру”. Так что…
Все! Надо было сосредотачиваться, брать себя в руки и тренироваться. Сходила в спальню, нашла в сумках папку с толстой тетрадью – Ванькиной бесценной находкой.
“Основы родовых ритуалов всех древних двуликих родов”.
Положила на стол. Сосредоточилась, успела даже прочесть первые строки, написанные крупным, убористым почерком. И тут она вдруг уловила очень странный звук. Будто кто-то поскреб входную дверь. Странно: за последние месяцы у нее явно характер испортился, а вот слух и нюх обострились.
Настя бесшумно убрала тетрадь в ящик кухонного стола. На цыпочках выскользнула из кухни, столкнувшись в своем собственном холле с… Эмилем.
Тот молниеносно зажал Насте рот, гася сопротивление, и прошептал в ее ухо:
– Т-ш-ш. Ребятки блокируют нападение на квартиру. А теперь я тебя отпускаю, а ты не кричишь, все вопросы потом. Если согласна, можешь меня укусить.
Ох уж она постаралась. Даже выдержанный волк беззвучно зашипел, тряся укушенной лапой и отпустил ее.
Нападение? Хорошенькое завершение лучшего в ее жизни утра…
11. Валентин
– А теперь, Анастасия, мы завтракаем, собираемся и едем гулять. Будто и не было ничего. Собирайся, и отставить истерику.
Легко ему было сказать. Настю трясло крупной дрожью. Зубы выстукивали дробь по стакану воды. Волки с двух сторон обступили ее, и что странно: их присутствие успокаивало. Даже искусанный Эмиль был сейчас ее дороже и ближе всего злого мира за дверью. Кроме, конечно же, Берингов.
– Влад знает? Вы сообщили ему?
Эрнест покачал головой отрицательно. Было понятно, что ничего больше говорить волки ей не собираются. Рука сама потянулась к телефону, лежавшему на столе. Эмиль ее перехватил, девушка зацепилась взглядом за кровоподтек на ребре ладони. Стало стыдно. Но он лишь в ответ ухмыльнулся.
– Не стоит тревожить его, сегодня у Беринга важный день, и боюсь… это связано именно с нападением. А потому строго следуем плану. Завтракаем и гулять. Влад набросал нас список мест для посещения. Ясно?
Захотелось ответить “Так точно!”, лапу к уху приложить и встать в строй. Не так виделись девушке эти каникулы: в одиночестве под конвоем маршировать по летнему Питеру точно она не мечтала.
– А куда мы?
Эмиль задумался на секунду, а потом судьба решила все за них.
Мелодично звякнуло сообщение на айфоне, и Настя невольно, по старой привычке мазнула пальцем по экрану, уверенная, что снова пришла смс о распродаже в каком-то из сетевых магазинов. Здесь ей вообще никто не интересовался, даже тетка, которой девушка позвонила, чтобы сообщить, что ее не сожрали зимой серые волки (ха-ха, тут она лукаво взглянула на Эмиля и Эрнеста), ответила единственной племяннице очень сухо нечто вроде “Некогда, я на совещании. И вообще очень разочарована твоим образом жизни, я тебя воспитывала совсем по-другому”. Странно, на что это она намекает?