Ассасин
Шрифт:
— Смотри на меня и не моргай. — Он крепко сжал мое лицо ладонями.
Я распахнула глаза и почувствовала, как медленно погружаюсь во вращающийся омут из оранжевых бликов и ярких пятен. Поначалу ничего не происходило, но потом появилось неприятное ощущение, что кто-то шаг за шагом пробирается в мою голову, насильно раздвигает заслон из мыслей, проникая сквозь глубокие слои в центр мозга — в ядро, где формировался шепот.
Некоторое время мужчина «копался» в моем сознании, как электрик копается в забарахлившем радиоприемнике, затем резко
Комната плавно прокрутилась перед моими глазами и застыла на месте.
— Ты хоть знаешь, что ты сделала? — тихо спросил найденный Лайзой сенсор. Лицо его побледнело, губы сжались, лысина блестела. — Ты понимаешь, откуда ты сбежала?
Я вздрогнула и отвернулась.
Он все узнал. Конечно, он же сенсор… И что теперь — сдаст Комиссии?
Навалился страх. Не желая затягивать ситуацию, я довольно резко спросила:
— И что теперь, сдадите меня назад?
Лысый молча буравил меня янтарными глазами. Не выдержав его взгляда, я потупилась, сжалась.
— Что со мной? Почему я слышу этот шепот, эти дурацкие голоса? Они зовут, нет, они приказывают мне вернуться. Почему?
Сенсор кивнул, но снова промолчал. И лишь спустя длинную паузу пояснил:
— Нам предстоит долгий и очень серьезный разговор. Как тебя зовут?
— Эллион.
— Мое имя Линдер. Так вот слушай, Эллион. То, что ты слышишь, — это ловушка. Из Корпуса невозможно сбежать. Теперь ты понимаешь почему?
По моей спине прополз холодок.
— Тебе ведь удалось сбежать, и я готов поспорить, что особых трудностей у тебя не возникло. Так?
Я кивнула.
«Так вот почему главные ворота не охранялись…»
Сенсор вторил моим мыслям:
— Корпус оттого и не охраняется — зачем им? Когда в отделение поступает новый заключенный, местные «доктора» в первый же день кладут его на стол и «впаивают» в мозги хитрую схему, психологическую ловушку. И все для того, чтобы человек, если уж он решит бежать, не смог провести долгое время на свободе, мучаясь от ужасных болей и постоянных голосов. Как ты теперь.
Я услышала, как Лайза, все это время стоявшая рядом, потрясенно выдохнула и опустилась на диван. Линдер продолжал говорить:
— Голоса будут звать тебя назад, постоянно усиливая давление на психику, пока ты не сломаешься окончательно и не отдашь все на свете, лишь бы оказаться в Корпусе как можно скорее.
— А они зависят от моей удаленности от Корпуса?
Внутри росла паника. Хуже — внутри росло отчаяние, что однажды я сдамся. А если так, то все зря.
— Никак. Ты можешь находиться прямо за его оградой или на расстоянии в тысячу километров — все едино.
— Почему я не помню, что со мной что-то делали? Как клали на стол, «впаивали» эту схему?
Гость усмехнулся.
— Потому что на этих воспоминаниях сейчас стоит внутренний экран. Хочешь, я его сниму, и ты все вспомнишь?
— Нет, — я помотала головой и содрогнулась — мне и без того хватало кошмарных воспоминаний, чтобы добавлять к ним еще одно.
Какое-то время я смотрела в пол, затем медленно подняла голову и с робкой надеждой спросила:
— А вы можете убрать эту лову…
— Нет, — обрубил он меня на полуслове. — Даже если бы и мог, не стал бы. Как ты думаешь, сколько пройдет времени, прежде чем на моем пороге появится Комиссия? К тому же сделать это могут только работники Корпуса либо высококвалифицированные узкие специалисты из самой Комиссии. У меня нет таких навыков, извини.
Я подавленно молчала.
— Что же мне делать?
Линдер сочувственно покачал головой.
— Возвращалась бы ты в Корпус, пока не поздно…
— Нет!
— Они примут тебя назад, может быть, накажут, но не убьют.
— Я не хочу в Корпус.
— У тебя нет другого выбора!
Есть. Должен быть!
Мне живо представилось, что я снова лежу на жесткой кровати, а рядом Нисса и Эдвард. Конечно, если Эдвард еще жив. И они оба равнодушно смотрят в потолок.
— Нет… — Мой подбородок затрясся. — Я не могу, не должна.
— Можешь. И должна.
— Кому должна?
— Я просто еще не сказал тебе всего.
— Нет. Не могу… обратно. Всего?
Я словно очнулась. О чем он говорит? Точнее, не говорит?
— О чем еще вы мне не сказали? Я… я буду ему противиться… зову.
Голос Линдера стал жестким, как камень.
— Я не видел людей, которые бы могли противиться ему более двух суток. Согласен, временами тебе будет становиться легче, голоса временно утихнут, и тебе покажется, что они ушли. Но это не так. Возвращайся.
— Да не могу я!
— Почему ты так категорична? Там плохо, но там ты выживешь!
— Потому что я невиновна! — выкрикнула я, не замечая, что мой голос срывается.
В комнате повисла тишина. Я увидела, как широкая бровь на лице сенсора приподнялась, выражая недоверие, и мгновенно вскипела.
— Мне все равно, верите вы или нет, но туда я больше не вернусь! Хватит! Лучше я буду умирать здесь, чем медленно превращаться в идиота там.
— Вот именно — умирать. Это как раз то, о чем я тебе еще не сказал. — Он, прищурившись, смотрел на меня. — Хочешь узнать правду? Вот тебе правда: начиная от этого момента у тебя в запасе только пятнадцать дней. Пятнадцать дней, поняла? По истечении этого срока, если ты не вернешься в Корпус, ты умрешь, ловушка убьет тебя. Потому что именно так она устроена. Довольна?
От испытанного шока я какое-то время не могла вымолвить ни слова — превратилась в бледную статую. Мой мозг отказывался воспринимать полученную информацию, руки тряслись, а взгляд буравил сидящего напротив человека.
Он ведь шутит? Хотелось бы, но сенсор, похоже, не шутил.
— У тебя есть сигарета? — хрипло спросила я, удивленная своим собственным вопросом и тем, что неожиданно перешла с ним на «ты». Я курила всего три раза в жизни, но, видимо, настал момент, чтобы сделать это в четвертый раз.